Война в XXI веке - [10]

.

Армия фактически выступает средством, инструментом в руках правительства, и единственной её задачей становится решение политических конфликтов. Постепенно этот идеал будет претворяться в жизнь. Армия будет освобождаться от полицейских, охранных, спасательных функций. Она будет набираться и готовиться для одной цели – вступить в бой с такой же армией противника; партизанские действия, набеги и грабежи перестанут считаться легитимными способами борьбы. Одновременно будет расти уровень профессионализма солдат. Военная служба перестанет быть делом незначительного круга благородных людей. Появится система рекрутских наборов и призывов. В ходе Французской революции произойдёт первая массовая мобилизация (levée en masse) – под ружьё попытаются поставить всех холостых мужчин возрастом от 18 до 25 лет. В законе о конскрипции (призыве) Журдана-Дельбрея от 5 сентября 1798 г. утверждалась идея вооружённой нации: «каждый француз – это солдат, и обязан защищать отечество». Подобное выделение особой роли солдата и военного долга сказалось на появлении профессионального солдата, занятого только службой и ничем иным. Вместе с тем такое обособление солдата – пожизненная или многолетняя служба, размещение солдат в казармах или лагерях – делало всё прочее население государства исключённым из военной сферы. Разделение на комбатантов и гражданских лиц будет обладать не только теоретическим, но и практическим значением; для групп разного статуса будут заданы различные права и меры дозволенного в войне.

Распространение симметричной или регулярной войны, в которой равные по своему статусу (государства) сражаются при помощи примерно равных сил (регулярных армий), позволит Гегелю говорить о гуманизации войн[54]. В какой-то степени это действительно верный вывод – в эпоху Нового времени значительно меньшее число потерь приходится на долю гражданского населения. Безусловно, оно могло пострадать. Например, если находилось на линии боевых столкновений. Но непосредственно против него не было направлено острие военного насилия, оно не было основной целью войны, как это нередко случалось в Средние века.

Такая «тринитарная война, основанная на идее государства и различении правительства, армии и народа, была неведома большинству обществ на протяжении всей истории»[55]. Учреждение порядка, в котором такая война стала возможной, имело значительные последствия для европейской истории. Мышление посредством однозначно определённых бинарных оппозиций[56] войны и мира, друга и врага, комбатанта и гражданского лица, законной и неприемлемой жертвы позволяло сделать войну чуть менее жестокой и поставить под защиту значительные категории людей.

Есть и ещё один важный момент, характеризующий тип войны, появившийся в Новое время. Война воспринимается в этот период как абсолютно рациональная, осмысленная и логически оправданная форма политического взаимодействия. «Содействие разума» не исключает войны, поэтому ошибкой, по мнению Клаузевица, будет сказать, что с развитием просвещения войны исчезнут, поскольку люди станут более цивилизованными, образованными и гуманными[57]. Но цель этой рационализированной войны – мир, а не уничтожение противника. Боевые действия служат необходимым этапом на пути к заключению мирного договора на условиях, выгодных победителю, но который, как правило, не предполагал аннигиляции одного из противников или полного поглощения его территории. Гегель в своей теории государства фиксирует невозможность истребительной войны. Проигравшим в такой войне будет в том числе и государство-победитель. Существование государств возможно только во взаимном признании, и если некому признавать данное государство, значит, этого государства не существует. Но при этом ограниченная межгосударственная война – это каталитический момент развёртывания истории, необходимый для продолжения политической жизни. Гегель проводит аналогию между отсутствием войны и состоянием, в котором оказываются озёра, вода которых не тревожится ветром. Такие озёра со стоячей водой постепенно превращаются в болота. Война же – это ветер, который не даёт воде застояться[58].

Появление и развитие науки о праве войны и мира

Новое время ищет новые ответы на вопросы о допустимости войны и смысле мира и пытается найти моральную оценку применению военной силы. Международная политика не могла регулироваться исключительно представлениями о национальном интересе и балансе сил. В это же время идёт процесс становления международного права, опорой которому служит не только теория права и политическая философия, но и развитие дискуссии об этике войны и мира. Традиционно Гуго Гроций называется отцом современной науки о международном праве. В данном случае не будем пускаться в дискуссию о первенстве – вклад нидерландского юриста очевиден и внушителен. Именно его «Три книги о праве войны и мира» зададут основные траектории обсуждения проблем, связанных с ведением справедливой, т. е. законной и нравственно оправданной войны.

Будучи блестяще образованным, Гроций опирался в своей работе на обширный корпус литературы – от Священного Писания и греческой философии до современных ему работ по праву и политике. И эту традицию следует иметь в виду при рассмотрении теории Гроция, равно как и при обсуждении вопроса о современной этике войны и мира. По мысли Гроция, народы взаимодействуют друг с другом на основании норм естественного права. Хотя концепция самого Гроция остаётся предельно теологизированной, сила этих норм столь велика, что они могли бы существовать и быть очевидными, даже если допустить, «что бога нет или что он не печется о делах человеческих»