Война в Малой Азии в 1877 году - [67]

Вот что случилось, судя по тем сведениям, которые мне удалось собрать. Турки, без сомнения, немедленно узнали, что отряд генерала Девеля ушел и что в Башкадыкларе остается сравнительно незначительное число войск. Они знали также хорошо, что Кизилтапа охраняется одним только батальоном и что гора эта не вооружена батареями. Распуская ложные слухи, будто часть войск, расположенных на Аладже и около Визинкея, отправляется на усиление отряда Измаила-паши, они рассчитывали воспользоваться ослаблением наших главных сил или для того, чтоб отбросить их совершенно к Александрополю, или же чтоб приобрести, по крайней мере, свободу в выборе новой, более удобной по времени года позиции. Известно, что корпус Мухтара-паши: занимал высоты, на которых войскам было бы: слишком холодно оставаться в осеннее время. Уже давно говорили, что в турецком лагере господствуют болезни благодаря невыгодным их позициям в санитарном отношении. Войскам Мухтара-паши приходилось спуститься с их укрепленных и природой, и искусством высот. Вопрос заключался в том, отойти ли с этой целью назад, к Карсу, или же избрать позицию впереди Аладжи; в первом случае без боя открывалась дорога нашему наступлению, во втором необходимо было рискнуть на сражение. Чтоб отодвинуть нас назад, особенно от правого фланга, который в таком случай почти охватывался нашим отрядом в Башкадыкларе, причем опорным пунктом служила находившаяся в наших руках Кизилтапа, Мухтар-паша решился выполнить второй план. По странному стечению обстоятельств, те соображения, которые руководили в то время нашими действиями, как раз совпадали с намерениями Мухтара-паши: мы желали удержать турецкие войска на Аладже, чтоб тем временем, усилив отряд генерала Тергукасова, разбить Измаила-пашу; с этой целью сделана была даже «диверсия» 6 августа; турецкий главнокомандующий, в свой очередь, как видно, ничего другого не хотел, как удержать свои войска против ваших главных сил и накинуться на них в тот момент, когда они будут ослаблены отражением пяти полков пехоты и трех полков кавалерии в эриванский отряд.

Начальник штаба в башкадыкларском отряде, полковник Малама, возвратился в авангардный лагерь вечером. Туда же приказано было отправиться полковнику Романовичу, чтоб принять начальство над частью войск, назначенных для охраны Кизилтапы. Было уже темно, когда два батальона Владикавказского полка (38-й пехотной дивизии) и девятифунтовая батарея 39-й артиллерийской бригады изготовились для занятия указанного им поста. В виду позднего времени и тех неудобств, которые представлялись при подъеме орудий ночью и со стороны, обращенной к неприятелю, командир 3-й батареи, подполковник Мусхелов, отправился доложить об этом начальнику отряда, генерал-лейтенанту князю Чавчавадзе, предлагая отложить занятие Кизилтапы до рассвета. Князь Чавчавадзе, как передают, согласился.

Батальона Имеретинского полка, занимавшего гору Кизилтапа, было очень недостаточно для надежного ее охранения. Гора эта в своем разрезе имеет протяжение не менее одной версты и состоит из трех соединенных хребтом возвышенностей, из которых западная господствует над средней, а средняя над восточной. Сколько известно, не все роты были взведены на гору, чтоб отразить нападение; некоторые из них находились у подошвы горы, с нашей стороны. Я уже говорил, что имеретинцы не были предупреждены о готовящемся нападении турок. Было уже около двух или трех часов ночи, как вдруг в цени раздалось несколько выстрелов и, в то же время толпы турок устремились на гору. Передают, что турки шли с криками: «La Махуммад!» (О, Магомет!)

Нужно заметить, что у турок в ходу три восклицания, которые они имеют обыкновение произносить во время опасности, при обороне или наступлении. Первое, менее веское, «La Хафиз!» (О, Хафиз!) — имя святого, обладающего способностью охранять от опасности или несчастья; в более важных случаях они кричат: «La Махуммад!» (О, Магомет!) и, в крайнем случае, «La ху!» («О, он!» т.е. «О, Аллах!») Если, в ночь с 12 на 13 августа турки шли на Карая нас криками: «La Махуммад!», то это означает, что они считали дело решительным и готовы были пожертвовать за него жизнью во имя Магомета.

Наших аванпостов перед Кизилтапой как будто и не существовало! Ни одним выстрелом имеретинцы не были предупреждены о наступлении турок, ни один всадник не прискакал с аванпостов; неприятель, как снег на голову, насел на горсть нашей пехоты, занимавшей Кизилтапу. Трудно добиться истины, почему могла произойти такая оплошность. Говорят, что к линии наших аванпостов подъехало несколько всадников; на оклик: «Кто идет?» они отвечали условленным паролем; один из них, по-видимому, офицер, стал даже говорить по-русски, приказав не стрелять, так как идет «наша» кавалерия. «Наша» кавалерия, действительно, приблизилась и врасплох захватила или переколола людей, занимавших аванпосты. Все это очень могло случиться. Между турецкой кавалерией очень много черкесов, наружность, одежда, вооружение которых совершенно схожи с внешним видом наших конно-иррегулярных полков. Начальником их является известный Кундухов, бывший генерал русской службы, который, конечно, достаточно знает русский язык, чтобы произнести несколько фраз. В здешней армии находится очень значительное число офицеров, едва понимающих по-русски и объясняющихся на страшно ломанном языке. Если б какой-нибудь Кундухов и обнаружил дурной выговор, это не могло возбудить никаких подозрений. Наконец, кроме Кундухова, в рядах турецких есть достаточное число лиц, которые в состоянии объясняться по-русски.