Война - судья жестокий - [7]

Работа продвигалась медленно. Руководил ею старый, изъеденный морщинами чеченец, очевидно, в прошлом имевший отношение к подобным делам. Наблюдая, как трудятся солдаты, он частенько недовольно цокал языком, а иногда сам брал в руки лопату и показывал, как нужно копать. Выражая недовольство, он, правда, никогда не бил пленных. Зато уж надсмотрщики старались вовсю — плети свистели частенько.

Сухолитков давно понял, что новый склад делается в ином месте потому, что старый рассекречен — недаром же туда послали его группу. А вот о местонахождении нового никто не должен знать. И это лишний раз подтверждало, какая участь их ждет по окончании работ. «Чехи» ни за что не оставят свидетелей в живых. Значит, надо было что-то предпринимать.

Ночью, обдумывая еще и еще раз все происшедшее с ними, он понял, что нужно найти способ бежать. Ну, хотя бы сделать попытку побега. Лучше погибнуть в бою, чем от меча чеченца. Но кому можно довериться, если среди них есть предатель?.. Кто это?.. Кто?.. Сотни раз задавал он себе этот вопрос и не находил ответа. Надо бы хоть передать своим в Ханкалу, где у «чехов» новый склад. Но даже этого сделать они не смогут — рации-то у них нет…

Всеми этими мыслями он решил поделиться с единственным человеком, которому доверял безоглядно, — с прапорщиком Белым. Когда все уже храпели, он придвинулся к нему и высказал шепотом то, что накипело на душе. Белый выслушал его внимательно и тихонько ответил:

— Верно мыслишь, командир. Я за побег — обеими руками! Надо попробовать. Времени-то у нас осталось в обрез.

— Да уж, сроки приближаются.

— А что, если завтра рвануть? Ночью. Один станет на плечи другому, двое вынырнут из ямы, снимут часового. И вперед!

— Что ж, план неплохой. Давай его и осуществим. Только ты пока никому об этом не говори.

— Понимаю, командир.

Так и было решено. Однако наутро Сухолиткова прямо с работы повели к Мундовану. За Андреем пришел специальный посланец и, хмурясь, знаком приказал следовать за ним.

Муса встретил старлея хмуро. Посмотрел сверлящим взглядом в упор и отрывисто сказал:

— Плохо работаете! — Нагнул голову, сделав паузу, рыгнул и пролаял: — Мой задание не выполнять! За это нести наказание будете. Теперь спать пять часов. Больше нет! Даю еще два день. Не закончишь, как говорят русские, пенять на себя станешь. По одному каждая день казнить станем. Все. Иди!

Сухолитков не сомневался, что Мундован выполнит свое обещание. И он подумал, что они с Белым решили правильно. Если есть еще у людей силенки, надо не откладывать попытку побега. Весело ж сегодня «чехам» ночью будет! Он не сомневался в своих бойцах. Пойдут за ним, не дрогнут. Ну а уж там, куда кривая вывезет.

С этими мыслями Андрей попытался уснуть. Но сон не шел, хотя отдохнуть пару часиков не мешало бы. Сейчас, когда в лагере противника еще не спят, начинать что-либо делать было преждевременно. Если уж «рвать когти», то перед рассветом, когда «чехи» особенно крепко спят. Да и часовой наверху может задремать, что было бы им только на руку. Легче будет снять его. И тогда у них будет уже хоть один автомат. Ну а остальное оружие придется добывать в бою. А еще старлей подумал о том, что сделал правильно, ничего пока не сказав людям о побеге. Предатель находится среди них и может оповестить бандитов о намерении пленных.

Не спалось не одному Андрею. Артем Воробейчик тоже не мог сомкнуть глаз. По тому, как совещался командир со своим помощником, он понял: что-то готовится, и нешуточное. Наверняка побег. А может, еще что?.. Ему вообще весь сегодняшний день было не по себе. А в таких случаях Артему всегда хотелось поговорить с друзьями, рассказать им какие-нибудь байки. Но приходилось рот держать на замке. Днем они работали без передышки, а вечером друзья так уставали, что, поев, мгновенно засыпали. Все жилы выматывала эта проклятая работа, которой не видно было конца.

Воробейчик ворочался и заснуть, как ни пытался, не смог. Эх, жаль, поговорить не с кем! Хоть бы одного собеседника заиметь. Он мог часами рассказывать всякие забавные истории, спорить, отстаивая свою точку зрения. Откуда у него появилась такая говорливость, он точно не знал, но догадывался. Все началось с детских забав. Вырос он в Подмосковье, в небольшом селе Удельное, которое разве только на крупномасштабной карте обозначено. Во всяком случае, на плане, висевшем в кабинете самого главы, как они называли бывшего председателя райсовета, а ныне главы районной администрации, оно значилось, и довольно крупными буквами, чем они, мальчишки, даже гордились.

В первых классах Артем — его уже тогда прозвали за хлипкость телосложения Воробьем — был одним из самых отстающих учеников, еле переползая из класса в класс. И не потому, что не учил уроков. Просто он не умел излагать прочитанное. Мать его была колхозницей, а затем артельщицей и работала в поле. Отец сгинул, уехав в Донбасс на какую-то шахту.

Мать очень страдала из-за того, что у нее растет такой непутевый сын. Слова лишнего не скажет, толково ответить на уроке по литературе или физике не может. Артем и сам крепко переживал, что стал таким неудачником, чуть ли не последним в классе учеником, хотя много читал и знал больше своих сверстников. Библиотекарша в школе даже удивлялась, слыша плохие отзывы об ученике Воробейчике, ведь тот через каждые два-три дня приходит к ней за новой книжкой. Она даже подумала было, что он не раскрывает страниц выданных ему книг, ходит в библиотеку лишь для того, чтобы показать, что много читает. А он же, что называется, «проглатывал» том за томом и познавал все больше и больше.