Война перед войной - [4]

После восстановления порядка и розлива спасенных остатков водки и щей Дмитрию пришлось провести незапланированный инструктаж, объяснив, что фаланга сама по себе не ядовита, как полагают многие, появляется в основном ночью и может быть опасна только для спящего, если ей удастся прокусить кожу и в ранку попадет трупный яд с ее челюстей. Гораздо опаснее скорпионы и змеи, которые будут лезть в дом после того, как выветрятся последние остатки овечьего запаха, единственно способного защитить от их нежеланного присутствия. А визит фаланги подтверждает, что уборка сделана на совесть и ждать других представителей местной фауны осталось недолго.

— Как же избежать общения с гадами? — последовал тревожный вопрос.

— Быть внимательнее, перетряхивать постель, прежде чем ложиться спать, одежду — перед тем как ее надеть, — вот и все, что смог посоветовать Дмитрий.

После еды оказалось, что многим перестало нравиться шлепать босыми ногами по прохладному полу, и в дополнение к трусам они вдруг надели ботинки. Далее всех пошел сообразительный Валера, неожиданно вызвавшийся помыть посуду. Быстро исполнив общественно полезную работу, он уединился в гараже, обстукивая что-то молотком, после чего пригласил всех в комнату и гордо продемонстрировал свое изобретение. Железные ножки его кровати стояли в консервных банках из-под тушенки, старательно им отмытых и наполненных водой.[4] Водную преграду, по разумению Валеры, местные сухопутные членистоногие преодолеть вряд ли смогут. С этого момента большие консервные банки стали предметом повышенного спроса, а мытье посуды — необременительной обязанностью, исполняемой на добровольной основе, естественно, до полного удовлетворения потребности в четырех дефицитных изделиях.

III

За первым рабочим днем последовал второй, потом третий, и потекли длинной чередой будни от субботы до четверга с выходным, согласно исламской традиции, в пятницу. Советники, одухотворенные романтикой происходивших в Афганистане революционных перемен, торопились внести в них свою посильную лепту и как можно быстрее преобразовать чуждую буржуазную армию в знакомую им не понаслышке рабоче-крестьянскую. Работы тут непочатый край, и надо бы использовать каждую минуту, но вот незадача — общаться с подсоветными можно только через посредника, то есть переводчика. И Дмитрия начали рвать на куски. Уже по дороге на работу, в машине, день расписывали по минутам — когда, где и с кем проводить переговоры, читать лекцию, инструктировать, проверять исполнение, контролировать ход и прочее, и прочее… Но планы срывались, мероприятия наползали друг на друга. Советники схлестывались в полемике, решение каких вопросов имеет для полка первоочередную важность, выстраивались в очередь, хватали переводчика, едва освободившегося от пары переговорщиков, и тащили к своим заждавшимся полезных советов афганцам. Неделя подобного хаоса утомила и перессорила всех. Дмитрию пришлось вносить предложение планировать работу, исходя из его скромных возможностей, а не желания великих свершений сразу и во всех сферах. Владимир Иванович вынес вердикт:

— Каждый советник имеет право использовать переводчика лишь треть рабочего времени;

— Переводчик — тоже человек и имеет право на десять минут перерыва через каждый час работы;

— Право старшего — в любое время привлекать переводчика для решения неотложных проблем — не обсуждается.

Советники были вынуждены согласиться с таким решением и несколько умерить свой революционный пыл.

Дмитрий получил законное право на короткие передышки и во время перекуров занялся воспитанием вестового — афганского солдата, которого приставили к группе полковых советников готовить чай и выполнять мелкие поручения. Этот парень, по национальности пуштун, предпочитая свой родной язык пушту, весьма прилично говорил и на дари. Зная способности афганцев разных национальностей к языкам, так как большинство из них с детства, как правило, билингвы и наряду с родным языком владеют дари как языком межнационального общения, Дмитрий решил научить вестового немного изъясняться и на русском. Через несколько дней, подавая чай с печеньем, солдат гордо произнес вежливую, как ему объяснил уважаемый учитель, фразу: «Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста», — чем немало повеселил советников. Далее последовало изучение произносимого громким командным голосом развернутого приветствия: «Стой! Кто идет? Стрелять буду!» Отработав его на своих, вестовой встретил подобным же образом и полковника, впервые прибывшего в полк с проверкой и плутавшего по дорожкам парка в поисках подчиненных. Хорошо хоть, что это произошло у всех на глазах и советники смогли успокоить сделавшее попытку к бегству начальство, крича с веранды, что солдат пошутил. Шутка дорого обошлась Владимиру Ивановичу, а отношения Дмитрия с полковником были испорчены, похоже, раз и навсегда.

Когда первый благородный порыв советников не даром есть свой хлеб, приобретаемый на валюту, был удовлетворен, они стали проявлять живой интерес к кандагарскому базару, где можно было отыскать все или почти все перечисленное в длинных списках, которыми их снабдили перед командировкой дальновидные жены. Редкие выезды за товарами проводились организованно, всем крепким коллективом, предварительно проинструктированным старшим о правилах поведения в городе, где представителям Советской страны полагалось вести себя достойно и ходить только группами по три-четыре человека. Перед первой поездкой в Кандагар не на работу, а в качестве богатых клиентов афганских торговцев, Дмитрий отвел в сторону Валеру и вежливо попросил его не тыкать в каждый предмет пальцем и не требовать моментального ответа на все возникающие вопросы, пообещав подробно рассказать обо всем увиденном по возвращении. Валера заверил, что будет вести себя сдержанно.