Война не Мир - [56]

― Ну что ты, ― мягко произносит Рената и заправляет светлую прядь за ухо. Ее волосы сегодня как-то необычно блестят, ― мне близко.

Я хрюкаю. Близко. Все-таки она какая-то странная.

― Слушай, ― говорю я, подсаживаясь к ней на подлокотник, ― ты случайно… росла не у бабушки?.. Ну, в смысле, кто занимался твоим воспитанием?..

От ее взгляда у меня закрадываются подозрения… Короче, я тут же вспоминаю фильм «Человек дождя». Там к главному герою попадает его брат, больной аутизмом. Не в реальности чел ни фига. Я прокашливаюсь. У меня, кажется, кроме температуры, начинает болеть горло. Надо больше работать. Стресс. От нерушимой и праведной скуки. Синдром навязчивого создания. Думаю, все мое творчество только потому, что у меня нет ни пуделя, ни детей.

― Рената?

Она, кажется, спит. Ее глаза открыты, но в них витает что-то черепно-мозговое. Боже, вот наказание. Пуделя и то не могу нормального завести!

Рената вдруг открывает глаза ― да, именно так и кажется ― она открывает открытые глаза и внимательно смотрит ими в дальний угол. Я готовлюсь к худшему. Кажется, мне предстоит печально сдать моего пуделя в какой-нибудь дорогой, но уютный интернат с медсестрами в белом.

― Не гони меня! ― горестно шепчет Рената.

«Я тебе пригожусь» ― домысливаю я и ласково глажу ее по голове, как конька-горбунка. Никуда я тебя не сдам. Мамы у меня нет, бойфренда тоже. Будешь ты, внученька. Только не растай, пожалуйста, к следующему 11-ому сентября.

По ее прекрасным щекам ползут слезы.

― Ты за мир? ― шепчет она.

Я киваю и падаю с подлокотника.

― Пошли ужинать! ― поднимаясь и отряхиваясь, говорю я и лыблюсь довольно счастливо.

Рената тормозит меня за руку. Она вцепляется мне в запястье, словно аллегория «Смерть», и пальцы ее холодные. На всякий случай я как бы ненароком трогаю ее уши. Хотя, все и без того ясно…

Основной журнал, где я в штате, постепенно разваливается по кускам. Я же говорю, что стоит мне куда-то попасть и начать работать, близится день Помпеи. Может, это я ― аллегория Смерть? Бывает ли так, что от одного человека приходит в упадок то, что с таким трудом строили многие? Стоили, строили и, наконец, разрушили. Общепринято считать, что семья, например, не ухнет в бездну только благодаря одному члену. Типа усилия должны быть совместные. Кто виноват? Оба.

Один мой знакомый недавно завел себе шведскую семью. Мой дом ― моя крепость. В рыцарском замке должно быть много всего. Его жена смертельно втюрилась в него, когда он еще был безродным музыкантом и лабал на черноморских курортах. Йестердей… все мои печали казались мне такими далекими… Пару раз мы ездили с ним выбирать ему проститутку. Боже! Не могу поверить, что я в этом участвовала.

Примерно в то же время к нам в редакцию заслали австралийца с целью написать репортаж о веселых ночных улицах Москвы (подбор информации под концепцию. Возьмешься бывало собирать со скандала по нитке, а его уже пустил в разгон кто-то более грамотный). Мальчики из редакции вызвались помогать иностранному корру. Это была как раз та редакция, которая потом заказала заметки сексолога. Репортаж у иностранца получился на редкость хилый, хотя, на английском, звучал ничего. Я бы могла рассказать больше. Во-первых, наши повезли иностранного корра только в одно место ― в середину Тверской. Можно подумать, на Тверской сошелся свет клином. Хотя, возможно, австралиец просто интуитивно боялся отъехать от Интуриста. С другой стороны, а как же Катька-минет? Она бродит как раз по мосту на Ленинградку. За две небольшие копейки Катька делает всем приятно, и груди у нее разные. Но она же легенда, почему бы не вставить ее в статью? Потом еще есть Каланчевка, где бывший кинотеатр «Перекоп», ныне барахолка. Коптельский переулок, напротив зубной клиники. Практически еженощно я возвращаюсь по этому переулку домой, и каждый раз меня принимают за ментовку. Кавказские альфонсы начинают быстро гнать девчонок, как немцы мирных жителей в книжке Гурченко. Только от сочетания красных ботфорт с черными лосинами это выглядит налетом мирных хоругвеносцев на хэллоуин.

Про хайвей до Шереметьева я молчу, потому что навязло в зубах. А вообще, перечислять эти места нет смысла. Они все время меняются. Удивительно, почему в лив джорнал нет популярного комьюнити типа «dam darom» или «московский потребитель», где бы каждый мог поделиться хорошей ссылкой или спросить, где.

Может, и есть.

По крайней мере, сеть саун до сих пор существует. Один мой знакомый программист даже писал для них программу вроде Бухучет-1, чтобы не путать, кто с кем и как быстро свел и, видимо, начислять 13-ую. Поскольку программа вышла на скорую руку и несколько сумбурная (он писал ее несколько дней прямо в сауне), компьютерщик все еще ездит по баням исправлять баги. За авторство он получает процент.

Штук пять девушек, которых мы выбирали с моим приятелем для него, почему-то всучили мне свой телефон. Наверное, они решили, что я секретарь по либидо. В одежде мой приятель похож на директора. Или я получала координаты потому, что от меня несет диктофоном даже когда я не на работе. Помню, садясь в машину, девушки сразу начинали рассказывать о себе и планах на будущее. Лейтмотивом девчонок помладше было «я маму кормлю» или «надо выучить младшего брата». Те, которые уже сами стали похожи на мамок, говорили, что работают от того, что «всех жалко». Независимо от возраста, каждая чувствовала, что должна объяснить, почему она стала на путь. Меня это забавляло. Но это было еще до того, как я стала спецом по бытовому насилию, человеческому трафингу и психологии жертвы, и осознала всю глубину и цену проблемы.