Война начиналась в Испании - [20]

            открыты наши руки для объятья.

Придите же и разделите с нами наш кров и хлеб.

Придите к нам, придите, чтобы забыть все то, о чем грустили,

нет грусти среди нас, но только скорбь глубокая и

                       радость просветленья.

Все мы — мужчины, женщины, — что раньше любили свои

                        грязные конуры,

сегодня спим в таких же иль похожих, но в них теперь

                        вдыхаем воздух братства

и хлеб едим, такой же, как вчера, но ставший ныне

                        знаком единенья,

ведь все живем мы в городе, где ныне неистовствует

                        смерть.

И

в окруженье злобной темной смерти, что нам упорно

                        расставляет сети,

мы все — мужчины, женщины и дети — сегодня снова

                        стали Человеком

перед лицом братающей нас смерти.

И злобу забываем мы подобно тому, как забывают о

      ребенке, чтоб взрослый мог свободно умереть,

и забываем грязь домашних дрязг, назойливых и темных,

застойное тягучее смиренье и буржуазный тягостный наш быт…

О, это восхитительное чувство опасности, что в имени твоем!

VII

О нет. Нет, никогда.

Вам не добраться до ее ростков кощунственной рукою.

Нет, прежде пусть погибнут чувства сыновьи и

                        родительские разом.

Пусть рухнут города, что создавались трудом на протяжении столетий,

в прах обратятся улицы и зданья от взрывов буйного

                        слепого гнева.

И пусть умрет любовь,

та мелкая корыстная любовь, что нам, как собственность,

                        чужда и ненавистна,

но пусть зажгутся радостью глаза при виде чистоты твоей и блеска

и твой полет орлиный заставит сладко замереть сердца.

Пусть камня не останется на камне, но Ты останься с нами,

навек живая силой нашей смерти, достойной и

                                  свободной.

1938

Хуан Хиль Альберт

Прощание с минувшим годом Пер. Е. Толстая

Убегают часы

и уводят тебя за собой

навсегда. Ты — летучий корабль,

натянувший последний канат

ради далей без трав и границ.

Ты обрубишь концы

и, отброшенный бурей минут,

под раскаты глухой тишины

улетишь за пределы времен,

в бесконечность, где тысячи глаз,

перед ужасом жизни твоей

застыв, возвестят о тебе.

Ты пока еще здесь —

дыханием спекшихся губ

и незримым целителем ран,

но, подхваченный вихрем часов,

ты растаешь, как легкий туман,

распушенный над сонной рекой,

ты не явишься горечью дня

на изрытых железом полях,

и забудется имя твое,

затерявшись в бесстрастной толпе

бесконечно коротких секунд.

Когда трепетный шаг

подведет тебя к краю земли

и с последним ударом часов

злая вечность поглотит тебя —

кровь из трюмов бездонных твоих,

груды с жадностью принятых жертв,

превращенные в копоть и дым

из десятков натруженных труб,

всё, что звать приходилось нам «жизнь»,

годом прожитым мы назовем,

слабой памятью высветив даль.

Будь же славен вовек,

разрушитель без чувств и страстей,

выпускавший людские сердца

в небо стаями призрачных птиц,

потому что тоска твоих дней,

в красных маках, под шепот руин,

убегает от нас навсегда.

То последняя ночь,

и в холодных окопах бойцы

вспоминают тебя, колдуна,

что исчезнет вот-вот, увозя

с мертвецами последний вагон.

Будь же славен вовек,

грудь из камня и огненный меч,

потому что прощанье с тобой —

это светлый источник надежд

на преемника жизни твоей;

уходи — пусть надежды парят

над пустой и холодной страной…

1937

Лоренсо Варела

Слова в огне Пер. А. Садиков

Да сгинут навсегда смиренные душой

и те, кто жив лишь гордостью своею,

ест хлеб чужой и пьет чужую кровь,

кто прожил жизнь, не поднимая глаз,

и не увидев лунного сиянья,

и не узнав, как трудится кузнец,

чтоб, резвые, легко бежали кони.

И да не будет более в Испании

писателей, банкиров, коммерсантов,

изысканных, как профиль на монете.

Пастух с незамутненными глазами,

силач каменотес,

простой строитель

и смуглолицая красотка жница

сейчас моими говорят устами:

Все будет светлым, ясным, как вода,

возвышенно-свободным, как полет,

как одинокого орла паренье.

Такой достойной будет радость, величественной — скорбь,

какие были у друзей ушедших,

что, умерев, навек остались с нами.

Сроднится все слияньем разной крови и слаженным

                        биением сердец.

Да сгинут,

да сгниют холодные светила,

вечно бесплодные жрецы досуга,

что сеют скуку криком и кривляньем

капризных выродившихся павлинов.

Да сгинут все они,

наш воздух пощадят своим дыханьем,

наш хлеб и молоко не оскверняют,

да не пригубят нашего вина.

И в сладкий кус, у жизни взятый с бою,

да не вонзит гнилые зубы тот,

кто не знавал усталости и боли,

кто не делил свой кров с тенями павших братьев,

не испытал совместного усилья, нам хлеб дающего,

и радость, и свободу,

и Родину с ее землей и нивой, простором, городами и людьми.

1937

Проза

Рамон Хосе Сендер

Реквием по испанскому крестьянину Пер. А. Синянская

Посвящается Хесусу Вивед Майралю

Священник, облаченный для отправления заупокойной службы, ждал, сидя в кресле и низко опустив голову. В ризнице пахло ладаном. В углу с Пальмового воскресенья[25] залежалась охапка оливковых веток. Листья на них совсем высохли и стали похожими на металлические. Проходя мимо, мосен[26] Мильан старался не задеть их: листья осыпались и падали на пол.