Война Катрин - [37]

Начался декабрь месяц, мы с хозяевами приладились друг к другу, дни текли ровно, но сегодня к нам пришла беда. Алиса отправилась кормить кроликов и обнаружила в риге вывернутую наизнанку кроличью шкурку, повешенную на гвоздь. Она сначала не поняла, что это, подошла поближе, притронулась, и тут ее охватило ужасное предчувствие. Она побежала к клеткам. Одного кролика, Гектора, толстячка Гектора, такого ласкового, такого пушистого, не было. Я первая услышала ее истошный вопль. Бросилась к ней, опрокинув ведро только что надоенного молока, и поняла, что произошло, увидев Алису со шкуркой в руках перед клеткой Гектора. Через несколько минут прибежала хозяйка и стала объяснять Алисе, что кролики для того и существуют, чтобы их есть, и на этот раз пришла очередь Гектора. Ведь на обед… Она замолчала, увидев, что Алиса повалилась на землю в ужасе от того, что услышала. Падая, она ударилась, и из ссадины на побледневшем личике показалась кровь. Когда Алиса открыла глаза, то была совсем не в себе и не могла произнести ни слова. Я обняла ее, стала баюкать, напевая «Чашки и блюдца… Я чудо-мастер, склею все части…». Хозяйка посмотрела на нас и вернулась в дом. За ужином она налила нам капустного супа, понимая, что нельзя кормить нас кроликом. Алиса съела суп и попросила разрешения встать из-за стола и пойти спать. Когда я собралась мыть посуду, хозяйка шепотом меня попросила:

– Иди к Алисе. Она натерпелась, а тут еще и это, я понимаю, она, конечно… Ты с ней поговори. Найди, что сказать. У тебя слова найдутся. Оставь посуду. Пожалуйста.

Алиса лежала на кровати одетая. И по-прежнему не плакала. Я села с ней рядом, взяла за руку. Мы молчали, пока она наконец не заговорила.

– Я их кормила, чтобы их убили, да? – прошептала она. – И нас тоже кормят. А потом мы умрем. И зачем все это?

Мне пришлось крепко подумать, прежде чем ей ответить. Я сказала, что мало смыслю в жизни, но она уж точно кормит кроликов, чтобы они жили. Она им нужна. Она приносит им всем еду, и они каждый день живут и чему-то радуются. У Гектора много раз были крольчата, потому что она его кормила. А сегодня он умер, и тут ничего не поделаешь. Я повторяла, что она, Алиса, с этим ничего не может поделать. Пока мы живем, мы вынуждены питаться жизнью, и можно даже сказать, что это наш с ней долг по отношению к тем, кто нам дорог. Сегодня она здесь, вдали от своего брата, но он ее ждет, она ему нужна. Нужна, чтобы он жил дальше. Я обещала: однажды настанет день, и она непременно с братом увидится, а все кролики, которых она кормит, понимают, как она их любит и защищает. Я не знала, что ей сказать, как объяснить, потому что и для меня все это было сложно, но я чувствовала: сейчас выбираем не мы, и, возможно, так даже лучше. Выбор у нас появится после войны, когда нам надо будет прожить жизнь по-своему. А смерть? Она с нами с первого дня рождения. Я прошептала: знаю, завтра ты встанешь и пойдешь кормить кур, гусей, уток и кроликов, как делаешь каждый день. Они ждут тебя, и очень важно быть там, где нас ждут с любовью. Я вспомнила Чайку, она верила в нас, говорила, как необходимы слова, что людям обязательно нужно друг с другом разговаривать. И постаралась сказать Алисе все по совести, как учила Чайка.

– Поступай завтра так, как захочешь сама, и твой выбор будет хорошим и правильным.

В конце концов Алиса заснула. Я подождала, убедилась, что она спит, и только тогда достала свою тетрадку и записала: «Сегодня я должна жить, потому что нужна Алисе. Однажды она встретится со своим братом. А я – еще не знаю, с кем. Этьен, ты меня помнишь?»

Утром Алиса пошла кормить птиц и кроликов, как обычно. Она что-то негромко им говорила. Когда она открывала дверцу клетки с кроликами, я услышала ее слова:

– Ваш папа умер, но вам нужно жить. Я позабочусь о вас. Идите-ка сюда, пора есть.

Хозяин наблюдал за ней, он стоял достаточно близко, так что слышал слова Алисы. Я видела, как он достал из кармана большой клетчатый платок и торопливо высморкался. Потом повернулся и пошел в дом. А мы с Алисой пошли в школу и ни о чем, что было утром, не разговаривали.

И вот после этого случая мне захотелось фотографировать. Почему, не могу объяснить, но мне непременно понадобилось сделать снимок Алисы, просто руки чесались, я хваталась за «роллей» и… Не могла нажать на спуск. Что-то не то с освещением. У Алисы были свои взаимоотношения со светом, мне от них становилось не по себе. Свет не высвечивал лицо и глаза девочки, размывал бледную, с отсутствующим взглядом Алису, она сливалась с ним, исчезала. И я, посмотрев в видоискатель на тающую Алису, в отчаянии опускала фотоаппарат.

А в этот четверг с утра мы работали на ферме, и вдруг меня осенило: вот оно! Наконец-то! Алиса кормила зерном кур, а ее тень вытянулась позади, удлинила ее на весь двор, сделала маленькую девочку великаншей.

Я нажала на спуск. На этот раз получилось, я уверена! Алиса отчетливо и ясно присутствовала, и я сумела ее поймать. Я поняла главное: Алису нельзя снимать без тени. Фотография девочки получится при единственном условии: если поймаешь тень, которая с ней живет. Иначе она бесплотна. Когда я это поняла, меня проняла дрожь. Ведь то же самое можно сказать и о жизни Алисы: ее держали в этом мире те, кто стали тенями.