Война - [113]

– Как ты говоришь, Дворников? – переспросил он. – Ну как же, знаю, полковник, командир полка. Наш клиент. Давно его разрабатываем. Только вряд ли дело до конца доведем: он в Чечне на повышение пошел, орденоносец…

Зэки приносят в армию жестокость. Озлобленность вкупе с жадностью – их основная черта. Помню, как в Черноречье гоняли на минное поле пленного боевика. Поле было завалено трупами, на нем почти полностью полег прорывавшийся из Грозного отряд Басаева. «Чех» приносил пехотинцам оружие, наркоту и деньги, а они снова гнали его на поле и заставляли обшаривать карманы погибших. Пленный сумел сделать три ходки, обогатив своих хозяев на тридцать тысяч долларов, после чего противопехотной миной-лягушкой ему оторвало полступни. Расстреляли.

Самое страшное то, что своей жестокостью блатари заражают остальных. Чеченца убил уже солдат-срочник. Отвел его на дамбу и там расстрелял. А потом хвастался: «Я “чеха” завалил», не понимая, что расстрелять безногого пленного совсем не значит быть солдатом.

Мой однополчанин, Саня Дарыкин, с которым мы вместе призывались на воинскую службу, поначалу был нормальным парнем. Вместе служили, вместе огребали от дембелей, вместе драили полы. Через три месяца службы он в самоходе угнал авто мобиль. Семьдесят суток дисбата сделали из него совершенно другого человека. Нас, своих сослуживцев, Саня больше не признавал. Дембелей тоже. Собрал вокруг себя стаю таких же судимых, как и он сам, только с ними и общался. Его любимым развлечением стало заставлять молодых после отбоя забираться под потолок казармы по трубе отопления. Кто не укладывался в пятнадцать секунд, получал в душу.

Месяца через четыре Саня сел окончательно: в очередном самоходе со своей братвой ограбил прохожего, предварительно вырубив его ударом трубы по голове.

Считается, что дедовщина – проявление сугубо призывной армии. И ее можно избежать, переведя формирование войск на контрактную основу. Но части, полностью состоящие из контрактников, существуют уже давно. А картина все та же. Только роли дедов исполняют приблатненные. Своими глазами видел, как дневальный, человек с высшим образованием, бывший инженер, драил тряпкой казарму, готовясь к сдаче наряда, а великовозрастный татуированный дедушка подбадривал его пинками.

Армия давно уже живет по зэковским понятиям. Мужской коллектив в замкнутом пространстве неизбежно приходит к тюремной модели существования. Она универсальна. Сильные всегда будут гонять слабых. Это неизбежно – сортиры кому-то надо драить в любом случае.

Чтобы создать армию с человеческим, а не с зэковским лицом, надо воплотить в жизнь несколько аксиом, столь же очевидных, сколь и невыполнимых. Солдат должен служить; мытье сортиров – дело вольнонаемных уборщиков. Солдат должен получать большие деньги и бояться потерять свое место. Проф отбор должен быть как в школе космонавтов, штраф за «превышение скорости» ставит на военной карьере жирный крест. Солдат неприкосновенен – на нары должен отправляться всякий поднявший на него руку, включая министра обороны. Также любое насилие и со стороны солдата должно караться сроком…

Впрочем, понятно, что это утопия.

А значит, «упал-отжался» будет актуально еще долгое время.

«Операция “Жизнь” продолжается…»

«…но остальные остались живы. А это значит, что операция “Жизнь”, то есть боевые, продолжается. Никому не суждено возвратиться назад из этого последнего нашего рейда. Важно только не погибнуть в нем просто так, не успев захватить с собой врага. Врага, глумящегося над ранеными, врага, топчущего нашу веру, врага, издевающегося над нашими стариками. Этот враг хитер и коварен. Его вера – деньги, собранные из крох, отнятых у обездоленных. Он сделает все, чтобы сжечь нашу колонну, заманить ее в засаду. В этом рейде, как и раньше, мы должны будем забрасывать разведчиков, которые будут внедряться в ряды врагов и сообщать нам о грозящих засадах, перевербовывать тех, кто еще может стать “дружественным” духом. В этом рейде, как и раньше, придется делиться водой и сухпаем с теми, кому они нужнее; как и раньше, придется останавливать кровь, перевязывать раненых и хоронить погибших. Придется опять забыть о себе сегодняшнем и стать вчерашним.

Все ли готовы к этому? Или кто-то желает остаться на продскладе, ожидая, когда ушедшие возвратятся с боевых? Этим придется ждать долго, до конца своих дней. Колонна уже не вернется… Возможно, дни их протекут сыто и мирно. Но и горячего афганского солнца в них не будет уже никогда».

Андрей Грешнов. www.artofwar.ru

С войны не возвращается никто. Никогда. Обратно матери получают лишь жалкое подобие своих сыновей – злобных, агрессивных зверьков, ожесточенных на весь мир и не верящих ни во что, кроме смерти. Вчерашние солдаты больше не принадлежат родителям. Они принадлежат войне, с которой возвратилось лишь тело. Душа осталась там.

Но тело все же вернулось. И война отмирает в нем постепенно, пластами – чешуйка за чешуйкой. Медленно, очень медленно вчерашний солдат, прапорщик или капитан превращаются из бездушного манекена с пустыми глазами и выжженной душой в некое подобие человека. Спадает невыносимое нервное напряжение, затухает агрессия, проходит ненависть, отпускает одиночество.