Война Алой и Белой розы - [140]

Пламя свечей отражалось золотистыми язычками на стенках палатки, на разбросанных по столу и сундуку бумагах.

Филипп наклонился, чтобы подобрать упавшую перчатку. Наблюдая за ним, Ричард теребил на пальце массивное кольцо.

— Неделю назад я получил письмо от сестры из Фландрии. Умер Эрар Де Брези. — Увидев, как мгновенно застыла в воздухе протянутая рука Филиппа, Ричард отвёл глаза. — Всё никак не мог выбрать времени, чтобы сказать вам раньше. Насколько мне известно, вы были знакомы с ним. Последние годы он сильно болел и никогда не выезжал из своих владений. Говорят, за ним очень трогательно и преданно ухаживала жена. — Ричард снова начал теребить кольцо. — Сестра уже давно не была в Англии. Я всё никак не удосужусь пригласить её в гости. Как вы посмотрите на то, чтобы съездить в Малин[163] в качестве моего личного посланника?

Импульсивным движением Филипп отбросил в сторону железную перчатку. Она со звоном и неприятным скрежетом упала на кирасу. Филипп съёжился, как будто бы у него внезапно замёрзла спина. Наступило молчание. Наконец он сказал:

— Выходит, вы всё знали?

— Согласитесь, Филипп, — когда мы уезжали из Сен-Омера, у меня были все основания для… предположений. Фрэнсис не имеет к этому ни малейшего отношения. Дело в том, что моя сестра очень симпатизировала мадам Де Брези. — Несмотря на то что Ричард тщательно подбирал слова, истинный смысл услышанного дошёл до Филиппа: он то мертвенно бледнел, то становился пунцовым. Когда краска бросалась ему в лицо, шрамы на щеке становились белыми. Король искоса посмотрел на собеседника и не спеша отвёл глаза. — Я не имел ни малейшего желания вмешиваться в ваши дела. Но вы не женаты, а ведь это же чистейшая нелепость, чтобы у человека в вашем положении не было наследника. И ещё совсем не поздно подумать об этом.

— Уиллоуфорд я уже обещал Хью… — Слова падали медленно, Филипп всё ещё не мог оправиться от признания Ричарда. — Да и другие земли тоже. Он, конечно, никогда не станет ловить меня на слове, но… я сам не смогу нарушить данного мной обещания.

— Хью ничего не потеряет, если вы не сдержите слова. В этом вы можете на меня положиться. Подумайте лучше о себе.

Филипп уставился на свои руки — они дрожали.

— Это моё самое большое желание, — едва слышно заговорил он, — но если быть до конца откровенным, я очень боюсь. Она была почти ребёнком, понадобилось почти десять лет, чтобы она поняла, чем обязана мне, да и муж её тоже.

— Да, срок немалый, — спокойно согласился Ричард, — но люди меняются, надо быть дураком, чтобы не понимать этого. Ладно, поезжайте, сами разберётесь на месте. — Ричард запнулся. Немного помолчав, заговорил снова, с прежней осторожностью выбирая слова: — Конечно, должен сказать своё слово эрцгерцог Максимилиан, но моя сестра всегда будет на вашей стороне. У него и без того немало проблем во Фландрии со знатью из круга жены. Я полагаю, надёжный человек, который будет всё время рядом, ему не помешает. В общем, никаких особых препятствий я не вижу. Более того, уверен в том, что, если всё получится, вам придётся разрываться между Англией и Фландрией.

— Неужели вы думаете, что я буду искать убежища в поместьях Эрара Де Брези? Я постараюсь взять жену с собой в Англию, если, конечно, мадам окажет мне честь. А эрцгерцог пусть распоряжается землями Де Брези по своему усмотрению.

Ричард задумчиво посмотрел на Филиппа и после непродолжительной паузы сказал:

— Боюсь, это будет невозможно. — Ответом ему было угрюмое молчание. Он поднялся на ноги, нетерпеливо отбросил подушки. — Право, Филипп, не надо упрямиться. Эрара Де Брези нет, и если есть на Небесах хоть капля милосердия, то спит он спокойно. Жизнь долгие годы была ему только в тягость, и вряд ли Эрар поблагодарил бы того, кто заставил бы его вновь испытать мучения последних лет. Он заболел вскоре после того, как вернулся из Лотарингии, куда ездил улаживать дела герцога. Потом вроде бы поправился, но вдруг зимой в Нанси, как раз в то время, когда вы уехали в Палестину, умер его сын. Как его звали, кажется, Огюст? И это был конец. Потом восемь лет Эрар не вставал с постели, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, даже дар речи потерял. За ним ухаживали, как за грудным младенцем. Смерть явилась для него избавлением.

Немного помедлив, Филипп спросил:

— Неужели первый удар с ним случился, когда он вернулся из Лотарингии? Сразу после нашей с ним встречи?

Молчание Ричарда подтвердило догадку Филиппа.

Филипп подошёл к выходу и машинально приподнял полог. Наступила ночь. В непроницаемой тьме виднелись огни костров, разбросанных по территории лагеря. Земля здесь была сухой, потрескавшейся. Сквозь неверное, колеблющееся пламя костров виднелся высохший кустарник.

Филипп вышел на свежий воздух. Ричард встал рядом с ним.

— Что случилось, то случилось, Филипп. Если бы людям было дано знать будущее, отпала бы нужда в молитвах. — Они вернулись в палатку. На крышке сундука лежали два запечатанных пергаментных свитка. Словно взвешивая, Ричард слегка подбросил их на ладони. — Так вот, Филипп, — твёрдо произнёс король, — у меня для вас есть поручение. Одно из этих писем адресовано моей сестре, во Фландрию. За ним последует кое-что ещё, но это послание вы вручите лично ей, отдадите сестре в руки. Что касается другого письма, — второй свиток, перевязанный лентой, был явно больше и тяжелее первого, — то оно для вас. Это дарственная на земли, находящиеся в настоящий момент в собственности короля. Они расположены не так уж далеко от Уиллоуфорда, и я передаю их вам во владение в знак признательности за долгую и верную службу. Это будет нелишне в переговорах с Максом, он ведёт счёт таким вещам. Вы всегда отвергали мои дары, да и сейчас я вам ничего не навязываю. Пока об этом деле знаем только мы с Линкольном, да ещё Кендал — он составлял дарственную. Поразмыслите об этом и дайте мне знать, к какому решению пришли.