Вот такое кино, или «Рабыня Изаура» отдыхает - [12]

— А когда ее покажут?

— Ну, не гони. Мы ее еще даже до конца толком не отписали. Поэпизодник Андрей мне пришлет завтра, еще пара-тройка дней, пока начальство выразит либо свое фи, либо восхищение от высоты полета нашей творческой мысли. Потом в диалоги — это еще пара дней минимум. Потом в производственный отдел. Пока подготовят реквизит и павильоны для этой серии, пройдет месяц-другой. Съемка. Монтаж. В очередь на канал…

— Так долго?! А вдруг я пропущу эту серию? Я же не могу каждую неделю отслеживать, была уже моя серия или нет. Я же даже названия ее не знаю!

— Расслабься. Ближе к телу, тьфу, к делу то есть, я тебя предупрежу.

— Обещаешь? А то я хочу ее на видак записать. Шутка ли — мою историю покажут в кино!

Сущий ребенок. Даже как-то стыдно становится в такие моменты за свою работу. Я же знаю, что ту же самую историю можно снять с более качественной картинкой, в шикарных интерьерах, с роскошными вечерними платьями, машинами. Но все это стоит приличных денег, а в смету надо вписаться, хоть трава не расти. Поэтому «ламборгини дьябло» становится «мицубиси паджеро», интерьер богатой дамочки урезается до гостиной и туалетного столика-трюмо, а ее коварный жених и вовсе обретается исключительно в офисе-трансформере, в котором до этого уже было отснято с пяток серий. Да, в этом есть свой смысл, никто и не спорит. Но когда день за днем ты занимаешься тем, что выдаешь действительное за желаемое, в душе поселяется стойкое ощущение того, что ты — лжец, каких свет не видывал. Профессиональная подтасовка фактов, какой даже папарацци позавидовать могут. Я однажды поговорила на эту тему с Тамарой, та сказала, что это все временное, и не стоит циклиться на собственных эмоциях. Мол, непродуктивно и для работы вредно. Но я же не автомат и не конвейер! И права на личное мнение у меня пока еще никто не отнимал.

Хваленый матэ сыграл со мной совершенно непредсказуемую шутку. Поболтав с друзьями еще с полчасика, я вдруг поняла, что сейчас, сию минуту хочу лечь спать. Машка что-то прощебетала, что мол матэ не столько тонизирует, сколько нормализует реакции организма. Вот, мол, именно это со мной и произошло. То есть организм мой прежде всего нуждался в отдыхе, а не в допинге… Я ее почти не слушала, подчиняясь единственной цели: найти горизонтальную поверхность и закрыть глаза. Тема, хорошо знакомый с особенностями моего отхода ко сну, разговоры разводить не стал, а просто разложил раскладушку, застелил ее и осторожно уронил меня туда. Дальше ничего не помню. Уж, извините. Да, надо было все-таки пойти домой, а не гулять по гостям. Что там бы легла спать, что здесь — то же самое.

* * *

Вторник и среда пролетели в нормальном рабочем сумбуре. Я не отходила от компьютера, занимаясь безусловно нужной и важной, но такой нудной работой, как ловля блох по авторскому тексту, сведение графиков задействованных объектов и персонажей и составление аннотаций на уже отписанные серии.

Совещание с продюсером и Тамарой в среду назначать, слава Богу, не стали. Тамара просто позвонила мне и сообщила, что обе серии продюсером приняты, но с поправками. Глафиру нашу, как ни странно, оставили под прежним именем, но категорически потребовали, чтобы колье она обнаружила не в сейфе в кабинете у своего жениха, а где-нибудь еще. Сейф, мол, слишком предсказуемо, зрителю это будет неинтересно. Ладно, запихаем колье в стол. Еще проще, но уже не столько предсказуемо, поскольку зритель инстинктивно не верит, что преступник наш полный лох, и будет хранить бриллианты, где попало. Пусть еще Глафира сначала пошарит в сейфе, потом в барсетке своего возлюбленного, и уже отчаявшись что-либо найти, или наоборот, обрадовавшись, что ее бой-френд ни при чем, заглянет в стол. А там…

Что же касается наркоманской темы, то продюсер предложил замаскировать гипсовую руку девушки каким-нибудь оригинальным образом, чтобы это не бросалось в глаза окружающим. Платком там замотать, или просто поверх пустить длинный широкий рукав блузки. Видите ли, тогда «наша сыскная троица не сразу поймет, что к чему, и будет оправдано их беспомощное тыканье в первых двух третях фильма».

Сильно? Это еще цветочки, можно сказать, малой кровью обошлись. Иногда от наших идей камня на камне не остается. Причем продюсер наш, добрый человек, обычно начинает совещание так: «Молодцы, ребята, я в восторге от вашей работы!». Через пять минут звучит уже следующая фраза из его репертуара: «Но здесь вы погорячились. Надо переписать. Как-то помягче, полиричнее, не так топорно». Через полчаса из его кабинета уже доносятся крики: «И кто вообще придумал эту херню! Так даже ВГИКовские первокурсники не пишут! Полный бред! Разгоню всех к чертовой бабушке!».

Если мы с Тамарой к этому моменту доходим до точки кипения и еле сдерживаемся, чтобы не грохнуть глубокоуважаемого продюсера, то при упоминании чертовой бабушки нас начинает трясти от плохо сдерживаемого хохота. Дело в том, что одного из старейших авторов-диалогистов, сотрудничающих с нашей компанией, зовут Черт Николай Борисович. В гостях мы у него, понятное дело, ни разу не были, но перспектива знакомства с его бабушкой нас всегда вдохновляла. Тем более что в нечастые свои визиты Черт любит травить байки, в том числе и про близких родственников. Байки его пользуются огромным успехом и расходятся по нашей конторе в виде готовых анекдотов.