Вот так барабанщик! - [8]
— Подавилась, говоришь? — переспросила меня Галка. И на минутку задумалась. Потом бросилась к аптечке. В руке блеснуло что-то похожее на ножницы…
Минька в это время был в пионерлагере, и мне одному пришлось помогать Галке. Я крепко держал птицу в коленях, а Галка молча делала операцию. Она широко раздвинула пальцами клюв курицы и ловко всунула туда блестящий пинцетик. Птица лежала у меня на коленях, будто неживая. И тут я увидел на Галкиной ладони картофелину. Я даже не успел разглядеть, как это она так быстро достала ее из куриного горлышка! Ну, точно фокусник какой!..
А курица как ни в чем не бывало разгуливает себе по двору, кудахчет, сзывая цыплят.
А Галка стала хохотать и скакать на одной ножке, будто клад богатый нашла!.. Но когда моя мать позвала Галку чай пить, она напыжилась, заважничала, сложила губы бантиком:
— Спасибо, мне недосуг…
И убежала.
А на нашей улице Галку здорово уважать стали. Еще бы! Она вылечила петуха, которому в драке другие забияки поранили пышный красивый гребень. А потом Галка выходила стриженка, который из гнезда выпал. А еще Галка, как люди говорят, поставила на ноги гуся. Он наглотался какой-то гадости и от этого три дня на пищу даже не глядел. Галка пошепталась о чем-то со своей матерью и влила в горло гусю какую-то темную жидкость. А на второй день после этого гусь весело загоготал.
Я слышал, как мой отец сказал матери, что «врачихина дочка Галка — весьма способный человек, и это у нее от природы». Но вот какой случай недавно вышел. Зима лютая была. Птицы и те на лету гибли. Даже воробьям, на что уж они морозов не боятся, крепко досталось.
Как-то бежал я из школы домой и заметил на тропе серый комочек. Нагнулся: воробей! Глазки закрыл, лапки вытянул. Стал я его своим дыханием согревать, а потом сунул в рукавицу и побежал.
Отогрелся воробей, ожил немного, но весь какой-то невеселый, нахохленный, зернышки не склевывает, воду не пьет. И помчался я к Галке.
— Лечи, — говорю, — воробья.
Но Галка заартачилась:
— Стану я каких-то воробьев лечить!
— Не каких-то, а одного воробьишку, заболел он, знаешь, сам не свой…
— А какой он, твой воробей?
— Да самый обыкновенный, — говорю, — серый, только больной он.
А в эту минуту как раз Галкина мать в комнату вошла…
— Куда вы, друзья-приятели? — спрашивает.
— Воробей страшно заболел, — отвечает Галка. — Да я быстро.
У Галки мать, скажу вам, понятливая, сразу сообразила, что дело-то необычное:
— Ну, раз воробей заболел, лечить надо. Ступайте.
И мы без оглядки помчались к нам в дом.
Только ничего на этот раз у Галки не вышло. Не выжил воробей. Качался, качался на своих тонких, как соломинки, ножках, да и упал, прижав лапки к животику. Минька в это время был у меня.
— Вот и не стало нашего воробышка, — сказал он, шмыгая носом и глядя куда-то в сторону…
А Галка заревела:
— Не буду, не буду, не буду больше птиц лечить! Не умею, не умею, не умею!..
А когда немного успокоилась, вытерла слезы рукавом:
— Учиться мне, мальчики, надо. Вот вырасту и выучусь, тогда уж буду лечить разных птиц и зверят.
Мы с Минькой, конечно, согласились, что без учебы никак нельзя.
Как-то весной в комнату, где мы все втроем готовили уроки, влетел голубь. Окошко-то было открыто. Шумно хлопая крыльями, птица села на спинку стула, а оттуда слетела на пол. И как хозяйка стала разгуливать по комнате, чуть-чуть припадая на правую лапку.
— Да это же он! — ахнул Минька, разглядев на лапке алую ленточку. — Наш голубь, ребята, факт!
А Галка раскрыла рот от удивления и не может слова выговорить. Потом очухалась:
— Гуля, гуленька ты мой, да иди же ко мне, иди же, гуленька…
И жил тот голубь у Галки целое лето. А потом опять улетел.
А Галку мы с Минькой зовем птичьим доктором.
МОЙ ДРУГ КИРОЧКА
Этого маленького зверька с гладким и длинным приплюснутым телом, с таким же длинным круглым хвостом в наш дом принес Николай Васильевич Дымко, охотник и рыбак.
— Вот вам любопытнейший экземпляр, детеныш убитой кем-то выдры, — сказал Николай Васильевич, разворачивая полосатую тряпку, в которой лежал похожий на щенка слепой выдренок. — Любите и жалуйте сироту.
— А где вы, дядя Коля, нашли его? — спросил я, разглядывая малыша.
— Нашел я вчера выдренка на берегу Обвы. Он, бедняжка, дрожал и тихо по-своему что-то наговаривал: «Гиррк, гиррк».
— Выдра… выдренок… Вот тоже мне название! — сердито сказала мама. — И не выговоришь. Надо придумать ему какое-то имя.
— Это же девочка. Дайте ей любое женское имя, — подсказал Николай Васильевич. — Хотя бы Кирочка.
Мама взглянула на меня:
— Нравится?
— Очень!..
Тогда мама объявила:
— Быть по сему — Кирочка так Кирочка!.. Ну, что же мы будем делать с Кирочкой? Ведь зверек пока что совершенно беспомощен.
Когда мы рассматривали выдренка, около нас, мурлыча, ходила кошка Машка. Поводя тонкими, будто леска, белыми усиками, она ласково терлась пушистым боком о мои ноги, точно хотела сказать: «Покажите мне, что вы там такое разглядываете?»
— А знаете что, — сказала мама, — у меня появилась мысль: пусть Машка кормит сироту. Ведь кошка недавно котят родила, и молока у нее много.
— Хорошо придумано! — сказал Николай Васильевич. — Вот и будет выдра Кирочка молочной сестрой вашим котятам.
