Вот так барабанщик! - [5]

Вечер был такой, какой, говорят, может быть только в Очёре — душистый, и тихий-тихий, и… голубой. Может быть, голубым он был оттого, что над Очёром плыли необыкновенной голубизны облака причудливой формы.

Мы шли молча к окраине Очёра, вслушиваясь в сонную тишину. Здесь к нам присоединилась группа ребят — приятелей Василия Николаевича.

Видят ребята, да и я вижу, что охотник то и дело поглядывает вверх.

— Дядя Вася, что вы в небе-то потеряли? — задал вопрос юркий веснушчатый паренек Юра Вдовин.

— Птицами любуюсь… Видите, вон кружатся над нами! — ответил, чуть приметно улыбаясь, Василий Николаевич.

И действительно, высоко в небе с громким, торжествующим карканьем кружилась стая черных воронов.

Юра Вдовин разочарованно протянул:

— А-а-а… Я думал, что другое… Много воронья тут летает, смотри на них, пожалуй, целый день!

Василий Николаевич как-то загадочно ухмыльнулся:

— Вот я сейчас крикну одного ворона, и он прилетит ко мне, как по щучьему веленью.

Ребята смеются, не верят: где это видано, чтобы диких ворон с небес сманивать?!

А Грахов к-а-ак закричит:

— Крыл! Крыл! Сюда-а-а!

Шумно махая черными, точно полированными, крыльями, одна из птиц полетела вниз. Сделав плавный круг над головой охотника, важно уселась на его протянутую руку. Только круглые карие глазки ее лукаво поблескивали…

Ребята так и ахнули, а я даже затылок почесал:

— Ну, Василий Николаевич, тебя можно после такого случая в волшебники записать!

Охотник только усмехнулся. Ни слова не сказав, подбросил высоко вверх свою фуражку. Ворон схватил ее на лету клювом и, взмыв в небо, стал медленно кружиться над нами. Потом, минуты через две, птица снова уселась на плечо хозяину.

Грахов спокойно высвободил из клюва Крыла свою фуражку и также спокойно, точно ничего особенного не произошло, надел ее на голову.

— Дядя Вася волшебник! Дядя Вася волшебник! — пропел высоким голоском другой приятель Грахова, Федя Косых, прыгая вокруг охотника на одной ноге, точно танцуя.

— Какое тут волшебство, ребята! — сказал охотник.

И тут он рассказал нам, как обучал черного ворона следовать за собою, носить и подавать вещи, помогать охотиться за птицами и зайцами, как в конце концов подружился с ним.

— Крыл, ребята, настоящий храбрец — он совсем не боится выстрелов, — сказал охотник. — Я стреляю, а он преспокойно посиживает на плече, точно музыку слушает.

Много забавного и поучительного рассказал нам Василий Николаевич о своем питомце.

Но прежде всего мы попросили Василия Николаевича рассказать нам о том, как вороненок попал к нему.

…Ранним утром уселся Грахов в свою лодку и поехал за топливом на остров. Ходит меж деревьев-великанов, хворост собирает. А сам чутко прислушивается к неумолчному гомону и карканью воронья.

Видит Грахов: у коряги, в траве, какой-то черный комочек копошится. «Вороненок из гнезда выпал!» — подумал Василий Николаевич. Нагнулся, осторожно взял птенца в руки и бережно положил за пазуху.

Как в сказке говорится, рос Крыл не по дням, а по часам. Он стал уже взрослым вороном, но так привязался к своему хозяину, что не отставал от него ни на шаг. Даже когда Василий Николаевич на завод шел. Большого труда стоило Грахову отучить своего пернатого приятеля от такого провожания: кому-кому, а ворону в цехе делать нечего!

Не сразу, конечно, вороненок стал гоняться за хозяином. Сперва даже дичился, боялся его, сердито косил глазами, отказывался от еды.

Любят птицы и животные не меньше человека ласку, доброе слово. Это Грахов отлично знал с мальчишеских лет. Он часами не отходил от вороненка, учил его уму-разуму. И Крыл так привык к хозяину, что не мог и дня без него обойтись. Сопровождал хозяина в пути, — то садился ему доверчиво на плечо, то с веселым карканьем взмывал вверх.

…Мы уже возвращаемся обратно в Очёр, а Грахов без устали говорит и говорит о своем пернатом друге:

— А сейчас послушайте, как ворон гонял зайца. Это было осенью. Пошел я на охоту и Крыла с собой взял. Бреду осторожно по узкой лесной тропе, а ворон надо мной кружится — не отстает. Вот выбежал на опушку чем-то напуганный заяц-русак. Встал на длинные задние лапы, огляделся кругом, меня увидел — стриганул к кустарнику. А Крыл — за ним! Загнал он зайца под куст своим карканьем, низко кружится над кустарником, как бы дожидается, когда подойду. Русак, видимо, так испугался крика большой черной птицы, что подпустил меня к себе совсем близко. Выстрел — и добыча в сумке!..

— А вот еще один случай, — помолчав, продолжает Грахов, — я только что с ночной смены вернулся, устал крепко. Съел ломоть хлеба с огурцом, прилег на кровать. Задремал… Вдруг слышу: во дворе кто-то тревожно кричит. Вскакиваю… Что такое? Никак, моего Крыла кто потревожил? Из осторожности свет не зажигаю, подхожу к окну и вижу: две тени мелькают, мечутся (луна в ту ночь ярко светила). Мысль мелькнула: «Воры!» Хватаю ружье со стены — и в сенцы. Торопился так, что кадушку с водой опрокинул…

А Крыл кричит, будто торопит меня. Распахнул я двери — слышу человеческий возглас и хриплый, какой-то странный крик моего Крыла. Выскакиваю на крыльцо и стреляю для устрашения вверх.

Слышу, хлопнула калитка и — тишина: исчезли ночные «гости». Смотрю — где мой Крыл? А он под навесом, у сарая лежит. Воры, видать, хотели моего приятеля придушить, чтоб не кричал лишку. С большим трудом выходил я ворона. И, как видите, летает себе, жив-здоров. А надо вам сказать, что мой Крыл, когда меня рядом нет, встречает посторонних людей неласково, сердито кружится над ними и даже, бывает, долбит их клювом. Вот и зашумел, когда чужие люди во дворе появились… Не испугался, значит, не струсил. Храброе сердце у Крыла!