Вот пришел папаша Зю… - [47]

И ещё ходили слухи, что глава самой сильной и влиятельной группировки, которая держит в руках весь город — Крёстный отец по кличке Черномор. И много всяких слухов и догадок ходило о Черноморе…

Как-то Михаил Сергеевич стоял на своём рабочем месте у гостиницы «Россия» — плакатик на шее, шляпа в руке — доллары стриг (наши, «деревянные», тоже, правда, обратно не возвращал). Вдруг к нему бесшумно подкатил белый лимузин с затемнёнными стёклами, открылась задняя дверца и к его шляпе протянулась мужская рука с зелёной купюрой. Михаил Сергеевич, машинально скользнув взглядом по руке и дальше, отметил про себя: «А костюмчик-то целое состояние стоит…» Заглянув в шляпу, он не поверил своим глазам: в ней лежала стодолларовая купюра! Он рванул взглядом на щедрого благодетеля, но увидел в проёме закрывающейся дверцы лишь блеснувшую в солнечных лучах золотую печатку с вензелем на мизинце его руки…

Татьяна, по своему обыкновению, продавала утюги у Тушинского рынка. Вдруг мимо неё промчался белый лимузин с затемнёнными стёклами. Проехав несколько метров, лимузин резко затормозил, дал задний ход и стал к ней подкатывать.

«Уж не Пугачёва ли с Киркоровым? — подумала Татьяна. — Может, им утюг нужен?»

Лимузин остановился возле неё, приоткрылась задняя дверца и мужской голос с наигранным кавказским акцентом спросил:

— Пачом утуг, красавица?

Голос пассажира из лимузина показался Татьяне знакомым, но она никак не могла сообразить, где и от кого так часто слышала его…

— По пятёре, — ответила Татьяна.

Тут же раздался отрывистый смех, тоже очень знакомый, и ей протянулась стодолларовая купюра.

— У меня нет сдачи, — растерялась Татьяна.

— Сдачу оставьте себе, — сказал тот же голос, но уже без акцента. — И утюг тоже, Татьяна Борисовна.

Тут же дверца захлопнулась. Татьяна лишь успела заметить, как блеснула на мизинце правой руки незнакомца золотая печатка с вензелем. Вензель она не смогла рассмотреть.

В погожий сентябрьский денёк Борис Николаевич Ёлкин возвращался с утрешнего клёва. На плече нёс удочку, в алюминиевом бидончике плескалось несколько рыбёшек, и настроение у него было радостное.

Вдруг в нескольких метрах от него раздался визг тормозов, и тут же воздух прорезали автоматные очереди. Прохожие в страхе кто шмыгнул в ближайшую подворотню, кто прилип к земле. Борис Николаевич бросил своё натренированное тело тут же на тротуар, инстинктивно закрыв голову обеими руками. Решив, что это покушение на его персону, он мысленно уже прощался с родными. Но пальба продолжалась, а он лежал живой и невредимый.

— Опять эта проклятая мафия, — выругался лежащий рядом мужчина. — Когда уже они перестреляют друг друга?

— Обнаглели в конец! — высказалась распростёртая на газоне тётка. — Им ночи мало, так они днём свои разборки стали устраивать!

«Прямо как в американских фильмах про Чикаго 20-х годов», — подумал Ёлкин.

Он приподнял голову и увидел, что его бидончик перевернулся, и в луже расплескавшейся воды подпрыгивают и бьют хвостами подлещики.

— Ах ты… — досадливо проговорил Борис Николаевич и, не обращая внимания на стрельбу, стал собирать улов. Вдруг тормоза завизжали прямо над его ухом, и чей-то знакомый до боли голос спросил:

— Как клёв, Борис Николаевич?

Ёлкин приподнял голову и увидел чёрный лакированный ботинок, выглядывающий из проёма приоткрытой задней дверцы белого лимузина. Борис Николаевич скользнул взглядом выше по брючине безукоризненно сшитого дорогого костюма… И на миг сработала его вспышка памяти: он вдруг увидел себя сидящим в своём бывшем кремлёвском кабинете на совещании министров… Поднять голову ещё выше Борис Николаевич не успел, так как взгляд его задержался на золотой печатке мизинца правой руки, придерживающей дверцу. Он рассмотрел вензель на печатке: красивое переплетение букв «Ч» и «М».

Неожиданно где-то совсем рядом снова послышалась автоматная очередь. Тут же дверца лимузина захлопнулась, автомобиль рванул с места и исчез.

«Черномор!» — сообразил Борис Николаевич.

Его больное сердце кольнуло догадкой: он вспомнил этого человека в лимузине! И произнёс одними губами, не смея выговорить это имя вслух и полностью:

— Черном…

Да, это был он.

Если нельзя купить, значит, нужно украсть

Борис Николаевич постепенно приходил в себя. На рыбалочку с Софоклом ходил, с Борькой удары мячом о дверь (за неимением кортов) отрабатывал, с Глебушкой возился. Понемногу отпускало.

Татьяна тоже без дела не сидела.

Погребок Арины Родионовны хоть и вместил кое-как в себя SОНЬКУ в разобранном виде, но оказался тесноват для её сборки и функционирования. Его пришлось расширить, соорудив целую подпольную лабораторию с бетонным полом и отдельным, из сарая, ходом. Провели телефон. Работали по ночам, землю вывозили на тачках в ближайший лесок. На это мероприятие Татьяна ухнула все свои приработки и сто долларов, что подарил ей Черномор.

И вот, с трудом скрывая радость, Татьяна сообщила Борису Николаевичу обо всех их приготовлениях и номер телефона прямой связи с «главным конструктором». И увидела, как вспыхнули и загорелись надеждой отцовские глаза.

— Танюха, молодчина же ты у меня! — развеселился и Борис Николаевич. — Ну прямо вся в меня, понимаешь!