Вот пришел папаша Зю… - [34]

— Н-не сложилось, — выдавил он из себя. — А вот насчёт моего предложения вы подумайте, Егор Тимурыч.

— Хорошо, Геннадий Андреевич, я подумаю.

— Папки с вашим проектом я завтра же представлю ЦК, — пообещал Зюзюкин.

Он взял три килограммовые папки и положил их в самый нижний ящик своего стола.

У этого ящика не было дна — он прямиком сообщался с мусоропроводом.

На безрыбье и рак рыба

Приёмный день Зюзюкина подходил к концу, и Геннадий Андреевич позволил себе маленький перекур. Вообще-то он не курил — здоровье не позволяло, просто ему потребовалось справить маленькие естественные потребности. Перед входом в маленькую комнатку за своим кабинетом, Геннадий Андреевич забеспокоился: последнее время у него обострился простатит и справление малых нужд превратилось для него в настоящую муку. Предвыборная кампания, выборы, теперь эта, уже послевыборная суматоха — совершенно некогда заняться здоровьем.

Геннадий Андреевич морщился от боли. Для мужчин его возраста болезнь достаточно распространенная. К тому же — для коммуниста. Постоянные разъезды, командировки, плотный график работы, невозможность быть с женой. Это «демократы» всякие с прокурорами могли позволять себе всё, что угодно. Даже вопрос о многожёнстве на Думе поднимали! А он должен блюсти моральный облик коммуниста. Результат — нерегулярность сексуальной жизни. Ничего, кремлёвские врачи поставят его на ноги.

Да, он, Генка Зюзюкин, из ничем не примечательного села со смешным русским названием Мымрино воцарился в Кремле. Его судьба вела его. Она вытащила его из проруби, куда он, ещё школьником, провалился, а во время службы в армии чудом спасла от отравления синильной кислотой, когда у него оказался неисправным противогаз, — чтобы сделать его спасителем великой России.

Он мог умереть в раннем детстве, потому что родился семимесячным. Как Черчилль. Или Бетховен. Если бы он родился вовремя, был бы Львом — сильным, властным. Но он Рак — романтичный, чувственный. Часто ему это мешает. Лучше бы он родился Львом. Как рыкнул бы! А то его плохо слушаются подчинённые, не чувствуют его власти. Он слишком мягок, слишком порядочен.

Вот сейчас, например. Никому не может отказать прямо. Всем обещает вынести их просьбы на ЦК компартии, где они, мол, будут решаться коллегиально.

Александр Иванович Либидь просит дать ему в губернаторство всю Сибирь, потому что одного Красноярского края ему, видите ли, мало и ему негде развернуться.

Борис Абрамович Бесовский уверяет, что начинает всё сначала и хочет заняться ювелирным делом: в трудные времена оно всегда выручало его соплеменников. А посему, он просит «на разживку», ни много, ни мало, пару алмазных шахт Якутии, то бишь республики Саха. И тогда в самом ближайшем будущем он предъявит миру потрясающие бриллианты «от Сахи».

А Владимир Вольфович Жигулёвский просит сделать его министром пищевой промышленности, и тогда он за неделю завалит страну отечественной едой. На худой конец он не отказался бы от должности директора овощебазы.

Будь Геннадий Андреевич Львом, он сказал бы этому бывшему лидеру «народной» партии… Впрочем, директором овощебазы Жигулёвского вполне можно поставить: там ему самое место.

Анатолий Борисович Чумайс интересуется, не собираются ли в ближайшее время коммунисты возвращать себе свои прежние здания обкомов и горкомов? И предлагает свои посреднические услуги в этом деле почти даром: всего лишь с условием сохранения в западных банках его счетов. И ещё слёзно просит Анатолий Борисович дать ему пусть самую паршивую, «хрущёбу», но отдельную квартиру, потому что жить в коммуналке он никак не может: соседи ему всю дверь оклеили пропавшими ваучерами. Его семье совершенно ничего нельзя оставить в местах общего пользования: соседи всё тут же растаскивают по своим комнатам, нагло заявляя, что занимаются приватизацией. Таким образом у него пропали часть немецкого кухонного гарнитура, выставленного поначалу на общую кухню, и чудесная финская прихожая. А вчера вечером утащили с газовой плиты даже кастрюлю с варившейся говядиной. Теперь он с семьёй вынужден сидеть безвылазно в своей комнате и питаться всухомятку.

Будь Геннадий Андреевич Львом, он сказал бы этому «отцу русской приватизации»… Сказал бы ему всё, что о нём думает! Но почему-то ничего не сказал.

Ещё он принял большую группу газетчиков, тележурналистов и творческих работников. Они предлагали ему свои услуги средств массовой информации и художественного влияния искусства на массы в целях пропаганды коммунистической идеологии и неоценимого вклада лично Геннадия Андреевича в построение будущей России.

Будь Зюзюкин Львом, он гордо и ядовито ответил бы им, что обычно в таких случаях с клиентами договариваются сутенёры, а их партия и он лично самодостаточны, чтобы нуждаться в услугах проституирующей кочующей богемы. Но этого он тоже почему-то не сказал, а пообещал, что их предложения рассмотрит ЦК.

Ему необходимо заняться своим характером. Стать твёрже, решительнее, смелее.

Демократы твердили, что, мол, у коммунистов нет настоящего лидера, а Зюзюкин — это всего лишь на безрыбье…

Ничего, он поднатужится, он спасёт Россию от катастрофы. Он коммунист — этим всё сказано. Геннадий Андреевич вернулся в кабинет и попросил секретаршу пригласить следующего посетителя.