Вот пришел папаша Зю… - [35]

Где порылась собака

Следующим посетителем был Михаил Сергеевич Гробачёв. Просидев полдня в приёмной Зюзюкина, он очень пожалел о том, что, как Владимир Вольфович, не взял с собой «покушать».

Когда Гробачёв вошёл в кабинет, Геннадий Андреевич приветливо ему улыбнулся — он был воспитанным человеком:

— Как вы устроились на новом месте, Михаил Сергеевич? — И тут же добавил: — Сразу хочу предупредить, что вопрос о вашем переселении в коммунальную квартиру и государственной пенсии решался не мной одним, а коллегиально, Центральным Комитетом. Так что жалобы на решения ЦК не принимаю.

— А я и не с жалобами к вам пришёл, Геннадий Андреевич, — начал Гробачёв. — А поговорить, кстати, о нашей с вами коммунистической партии и Центральном Комитете. Я так считаю, Геннадий Андреевич, что если вы, как говорится, сказали «а», то нужно говорить и «б». Что я хочу сказать? Если вы, Геннадий Андреевич, сохранили нашу коммунистическую партию, и теперь она снова у руля нашей страны, то логичным будет и восстановить прежние посты. Геннадий Андреевич, насколько я понимаю, вы стали президентом России. Я вас поздравляю. Но по нашей, ещё не отменённой Конституции президент Российской Федерации не может быть генеральным секретарём никакой партии. Так что, Геннадий Андреевич, я так понимаю, что пост генерального секретаря компартии свободен. Я так думаю, что вы должны восстановить меня на этом посту.

Уж чего-чего, но такого заявления Зюзюкин не ожидал. Что ж, Гробачёв всегда был Наполеоном. К их едва выжившей партии Геннадий Андреевич его и на дух не подпустил бы. Предатель. Типичный образец предателя. Но вслух сказал:

— Михаил Сергеевич, но ведь коммунисты теперь не те, которые были раньше. Мы теперь другие.

— Так и я теперь другой, Геннадий Андреевич! Вот что я вам скажу! Вы не учитываете того факта, что и я теперь другой! Мне многие говорили — и тогда говорили, и теперь — что перестройку я начал зря. Я много думал, Геннадий Андреевич, и сам теперь вижу, что перестройку я начал зря. Зря я затеял всё это дело, вот что я вам скажу. Я ж хотел сделать, так сказать, только косметический ремонт. Я решил, что косметический ремонт нашей компартии не повредит. А оно возьми и всё рухнуло. Вся эта громоздкая система оказалась на поверку трухлявой. И я очень рад, что сохранилось и проросло здоровое зерно — компартия России. Я очень рад, честно скажу. Потому что коммунистом я был всегда. Я всегда был в коммунистической партии, потому что другой у нас не было. Сколько себя помню, я всегда был коммунистом. Сначала, конечно, комсомольцем, а потом коммунистом. Если уж совсем быть честным, то я скажу, что сначала я был пионером, а потом уже комсомольцем, ну, а потом уже коммунистом. Я даже больше скажу: сначала я был октябрёнком, потом пионером, ну, а потом уже — комсомольцем. И уже потом меня приняли в компартию. Это я вам точно могу сказать. Я не мыслю себя без партии. Не мыслю, Геннадий Андреевич. Вот как хотите, но без партии я себя не мыслю.

— Хорошо, Михаил Сергеевич, — Зюзюкин поспешил успокоить разволновавшегося Гробачёва, решив пойти на компромисс. — Михаил Сергеевич, если вы теперь другой, и мы теперь другие, то давайте начнём всё сначала. Напишите, пожалуйста, заявление о приёме в нашу партию и отнесите его в свою первичную организацию по месту жительства. Там его рассмотрят…

— Э нет, так не пойдёт, Геннадий Андреевич. Так дело не пойдёт. Я из партии не выходил. Я всегда был коммунистом. Тем, или другим, но коммунистом. Это партия вдруг решила обойтись без меня. Ничего не выйдет, Геннадий Андреевич. Не выйдет, это я вам прямо скажу.

— Михаил Сергеевич…

— Подожжите, Геннадий Андреевич. Подожжите, не перебивайте, дайте мне сказать. Вы, Геннадий Андреевич, я так понимаю, хотите восстановить Советский Союз. Это очень хорошо. Это замечательно. Я могу это только приветствовать. Но если восстановится Советский Союз, то должен восстановиться и президент СССР, я так понимаю. Вы, Геннадий Андреевич, президент Российской Федерации. Вы им так и останетесь, никто на этот пост не претендует. Но президента СССР у нас нет. На этот пост нужно восстановить меня. Меня нужно восстановить на пост генерального секретаря компартии и вернуть мне пост президента Советского Союза. Вот где собака порылась, Геннадий Андреевич. Я так думаю.

«М-да…» — крякнул про себя Зюзюкин. Он достал платок и отёр вспотевшее лицо и лысину.

— Но, Михаил Сергеевич, вы же понимаете, что подобные вопросы я не могу решить единолично. Вы изложите, пожалуйста, свои соображения и просьбы в письменном виде…

— А я уже, Геннадий Андреевич. Мы с Раисой Максимовной дома всё изложили и приготовили вам писульку, — Гробачёв достал из дипломата красивую папочку — на толстых пурпурных корочках золотой профиль Ленина — и протянул её Зюзюкину.

— ЦК рассмотрит ваши… ваше изложение и сообщит результат.

— Я так думаю, Геннадий Андреевич, что результат будет положительным. Самым, что ни на есть положительным. Я думаю, тут сомнений ни у кого быть не может. Это очевидно. Вот так. — После кратковременной паузы Гробачёв продолжил: — И еще, что я хочу сказать. Я так полагаю, Геннадий Андреевич, что вы должны прикрепить меня к какому-нибудь распределителю. Раиса Максимовна не может ходить за продуктами и стоять в очередях. К тому же, говорят, из магазинов опять всё исчезло. Я так полагаю, что как ветеран партии я имею право получать партийный паёк.