Вот оно, счастье - [98]
Катясь домой от Луни, ты вез в себе сотню песен и немалую лохань жидкости, со всеми прилагающимися чувствами и мыслями. Мы выработали правило: сосредоточиваться на кручении педалей, избегать бесед и тем самым оставаться в границах, обозначенных канавами. Иногда это нам удавалось. В рыхлой парной сцепке в силу неповторимости душ один из нас уезжал вперед по дороге, но чуть погодя, осознав это, притормаживал или вовсе останавливался. Кристи продлевал эту возможность перевести дух, выдавая какую-нибудь мудрость пьяного вдрызг.
– Играли сегодня чисто, как в ректуме у епископа.
С образом этим смириться я не мог, однако нашел в себе силы кивнуть.
Где-то средь лент дороги мы оставили: “Дар на грезы, Ноу. Первое требование к святым”, “Того бармена слушать – как стихи”, “А тот, другой, ты заметил, сложен как броненосец, а смотрелся так, будто увечный” и “Бог дьявольски хитер. Надо отдать ему должное”.
В дневные часы царил в приходе дух предвкушения. Электрификация в Фахе пока не завершилась, но к тому близилась. Впервые появились фургоны электриков. Государственная политика, прежде всеобщая, перешла на личности: фургоны вкатывались во дворы, электрики входили в дома – глянуть, как проводку прокладывать, хозяйка. Местных среди электриков не было, конечно же, никого, первым в Фахе стал старый Том Лолор, человек без образования, зато с соображением, электрике он выучился древним методом личного наблюдения и выполнял задачи неофициального электрика в годы, пока стажировались стажеры, и позднее, когда они выучились первому правилу своей профессии, а именно “сейчас-не-мочь”. Прибывшие тогда электрики выучены были ослиному навыку мотать головой, глядя на предстоящую работу. Дома в Фахе по природе своей сопротивлялись новизне. Внутренние каменные стены для прокладки проводов штробить никак не удавалось, а потому приходилось развешивать их, как потроха. Провода можно было б укладывать в пластик для изоляции, но это стоило дополнительно. Электрики отточили до совершенства сокрушенный вид и выработали в себе дух превосходства, опираясь на знание, что местная диета – глотать любые жалобы, кроме на что угодно бульское. Люди приняли новости о несообразности домов своих так же, как принимали епитимью, – стоически. Холодную оценку чужаками их жилья – “Куда ведет эта дверь?”, “Этот провод надо ль сюда тянуть?” – они принимали застенчиво и все требования удовлетворяли, поскольку никто не желал опозориться, услышав, что дом его для электричества слишком замшелый.
Электрик, пришедший к моим прародителям, оказался длинной худой щепкой с туго сжатым ртом и глазами-щелками. Суся отследила его родословную. Он происходил от Пёртиллов из Тарберта, все до единого заработали себе круп, объявила она, как уж они там жили. Вел себя доходяга Пёртилл бесцеремонно. Получилось так: как только приход объявили готовым к финальному этапу, пришло время электрикам ковать железо, пока горячо, и чем больше домов они могли обеспечить проводкой, тем больше денег заработать и тем быстрее двинуться дальше. Ярко выраженная личность у каждого дома была им враг – как и личная выраженная яркость обитателей тех домов.
Электричества как такового пока не было, напомню. Включение объявят, как только по всему приходу протянут провода.
Осмысляя кособокую кухню, Пёртилл выставил кончик язык в углу рта. Потопал правой ногой по полу, словно проверяя, действительно ли плиты не прогнутся. Отправился к двери в гостиную, бабушка – следом. Простейшие вещи звучали в его устах как возмутительные:
– Вы небось и здесь свет хотите?
– Да, будьте любезны.
Язык пошевелился, голова неспешно качнулась, слов не возникло. Пусть Пёртилл в основном и безмолвствовал, по его замашкам казалось, будто он костерит ваших предков. Замечания его варьировались от Будет непросто до Только если малым чудом. Он вернулся в кухню и ощупал стену. Поглядел на временный потолок, обустроенный Дуной сорок лет назад и служивший заодно полом у меня в спальне.
– Там вам тоже свет?
– Да, будьте любезны.
Как на маленькое чудо, глянул он вверх по трапу. Его сапоги протопали там по полу и осыпали нас с Сусей пылью тех лет, когда бабушка ходила в тягости. Когда Пёртилл вернулся к нам, язык у него высунулся еще дальше, и тоном коронера он выдал безрадостный вердикт:
– Наверху оно того и гляди рухнет.
На что Суся, не моргнув глазом, ответила с полуостровной неуступчивостью керрийки:
– Свет туда проведите все равно.
Словно в сопровождении незримого помощника, Пёртилл прошелся по комнатам, считая: “Одна лампочка здесь, один выключатель здесь, одна розетка”, и прилаживал их взглядом, отчего бабушка стала тщательно приглядываться, чтобы знать наверняка, что умозрительную действительность пока не изобрели и сказанное на обозначенных местах не возникло. Одинокая лампочка – на большее ни одна комната рассчитывать не могла. Оно незачем, чтоб слишком ярко – таково было общее суждение.
– Где будет Святое Сердце?
Пёртилл возвел глаза-щелки к потолку.
– Я б туда повесил.
– Обычно Его образ у нас вот тут.
– Пусть вон там будет. Лампочка – вот здесь, у двери. Пусть смотрит на нее через комнату.
Никласу Килану было двенадцать лет, когда его отец объявил, что получил божественный знак и должен стать художником. Но его картины мрачны, они не пользуются спросом, и семья оказывается в бедственном положении. С каждым днем отец Никласа все больше ощущает вину перед родными… Исабель Гор – дочь поэта. У нее было замечательное детство, но оно закончилось в один миг, когда ее брат, талантливый музыкант, утратил враз здоровье и свой дар. Чувство вины не оставляет Исабель годами и даже толкает в объятия мужчины, которого она не любит. Когда Никлас отправится на один из ирландских островов, чтобы отыскать последнюю сохранившуюся картину своего отца, судьба сведет его с Исабель.
«История дождя», под звуки которого происходят значимые события в жизни девочки по имени Рут, — это колоритное смешение традиций, мифов и легенд. Рут не выходит из дома из-за неизвестной болезни. Она окружена книгами, которые принадлежали ее отцу Вергилию. Девочка много читает и однажды решает создать собственную версию жизни Вергилия. Она начинает издалека, с юности Абрахама, отца ее отца, который, чудом уцелев во время войны, покидает родной дом и отправляется в поисках удачи в живописную Ирландию. История Рут — это сказ о бесконечном дожде, который однажды обязательно закончится.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.