Вот Иуда, предающий Меня. Мотивы и смыслы евангельской драмы - [62]

Не за раскаяние, не по делам, не ради страдания, а просто от милости Своей, превосходящей всякое разумение и уж тем более всякий грех. Ради Своей беспредельной любви и Своего милосердия, ради спасения человеческой души забудет тяжесть нанесенной Себе обиды и немыслимость преступления. Пренебрежет Своей болью ради его боли и оценит Свою жизнь дешевле спасения худшего из грешников.

И сделает тот первый шаг, который никогда и никак не сможет сделать сам Иуда. Сделает не ради того, чтобы погубить, а чтобы до конца спасти, потому что и погубление, и спасение теперь только в Его руках.

Он единственный Сам может увидеть в человеке что-то дороже Собственной жизни, и только для Него Самого это не будет кощунством.

Разве смерть Сына Божьего и пребывание в аду менее парадоксальны? И разве Он пожалел Свое Божественное достоинство, хоть перед чем-то остановился, чем-то побрезговал ради дела нашего спасения?

Только Его любовь может разлучить человека с таким грехом, отделить их друг от друга, чтобы грех спалить, яко не бывший, а душу спасти для Себя. И только Христу может быть до самого конца нужен этот человек — которого Он не бросает ни на минуту в земной жизни и встречает в вечности.

И не за спиной Иуды окажется бездна второй смерти, а за спиной Христа, и путь в нее будет навсегда прегражден — Им. И то, что было Искариоту совершенно неведомо по раскаянии, явится во всей ясности после смерти: Он заслонил, Он спас, Он не бросил. Как прежде распятия и Воскресения дал в пищу Свои Плоть и Кровь, как раньше Своей смерти оказался в смерти с учеником, так и простил до покаяния, любовью Своей покрыв абсолютно все. Грех обступил душу, но Спаситель оказался ближе греха и, Сам соединившись с человеком, не дал нераздельно слиться с ним греху.

Ведь для того Он и пришел, чтобы укрыть нас от этого страха и отчаяния, которые Ему ненавистны, чтобы избавить от смертельного ужаса не-бытия без Бога. Он всего Себя отдал ради этого, ад Ему отвратителен, а что Ему отвратительно, то Он по Своей воле до человеческой души не допустит.

И тогда Иуда не просто увидит Христа, не просто поймет тем пониманием, которое дается только по ту сторону, что соединен с Ним Причастием. Что не смог бы он пойти путем Божьей правды без помощи Христа, потому что ко Христу может рваться только то в нас, что принадлежит Ему.

Еще он осознает, что Христос был с ним все это время — не бросил его, не оставил, а был с ним даже тогда, когда сатана практически полностью завладел им. Не погнушался и не отрекся. А потом, когда сатана оставил, буквально за руку провел по дороге последних часов.

И был с ним в раскаянии, в отчаянии, в стыде, в вине — во всем был со Своим учеником, все с ним разделил, ничего от Него не осталось сокрыто. Нет ничего, чего бы Он не коснулся Своим состраданием и прощением.

Его прощение — это исцеляющая благодать, творящая то, что мы сотворить с собой не в состоянии.

Иуда сделал все, что было в его силах, чтобы отречься от греха, проявил свою волю, выложившись до самого конца. А остальное, что он просто не мог сделать изнутри себя, сделает Христос, простив его, окончательно разделив Искариота с его грехом и освободив его.

Не бойся Меня, скажет Он. Не бойся смерти, не бойся ада, ибо Я с тобой.

Не бойся, ибо Я искупил тебя, назвал тебя по имени твоему; ты Мой.

В Нем нет ни упрека, ни отвращения — ничего, кроме сострадания и любви.

Перед лицом Его любви никто не устоит в ненависти к себе. Тут ничего, кроме благодарности, быть не может. Вообще — ничего.

А от благодарности — ответная любовь. Тем более сильная, чем невероятнее прощенный грех.

Иисус сказал: у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят, но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его? Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил (Лк. 7: 41–43).

И это уже в вечность.

Послесловие

«Не бывает ни покаяния без милости, ни милости без покаяния, однако прежде раскаяние должно осудить грех, чтобы милость смогла его уничтожить» ^[132].

На самом деле, выбрать одну из двух концовок можно, исходя не только из личных предпочтений, но и из понимания того, что именно защищал и спасал Иисус в Гефсимании. Хотел ли Он спасти именно этого конкретного человека — или некий принцип, на который покушался сатана? Ведь дьявол в Гефсимании снова замахивается на Божественное достоинство, требуя себе власти над жизнью и над душой человека. Это очередная попытка поставить свой престол выше Престола Божьего: …выше звезд Божиих вознесу престол мой (Ис. 14: 13), чтобы совершить суд и казнь там, где Бог бессилен.

И с чем и за что сражается Христос: с этим наглым притязанием — или за душу предателя? Он вполне может сказать: «Суд Мой не отдам никому», а потом объявить Иуде смертный приговор. Ведь, побеждая сатану, Он в любом случае утверждает Свое Божественное достоинство, вне зависимости от судьбы Искариота.

Но все же: только для того, чтобы показать, кто в доме хозяин, или еще и из жалости к человеку, худшему из всех, но живому, пока Он хранит его жизнь и бережет от слияния с адом его душу?