Вот Иуда, предающий Меня. Мотивы и смыслы евангельской драмы - [20]

Сочетание Иуды с сатаной абсолютно добровольно и осознанно. В любую минуту — и это очень важно! — Иуда мог остановиться, передумать, раскаяться, обратиться к Христу. Но час за часом (даже не день за днем, не было там тех дней…) он выбирает то, что предлагает ему сатана.

А предлагает сатана ему страшную месть за причиненную обиду — отправить Христа на смерть. И идея мести так безумно — в прямом смысле безумно — нравится Иуде, что, подчиняясь ей, наслаждаясь ею, он забывает все, что было хорошего в его дружбе со Христом. Это перечеркнуто, это ложь, это для него больше не существует. Наоборот, его бесит все, что напоминает о трех «потерянных» годах жизни — отныне это для него прах и пепел во рту.

Иуда прекрасно осознает, Кто есть Христос, от него, как и от прочих апостолов, это не скрыто. Но еще одна ловушка сатаны в том, что, при полном осознании того, Кто есть Иисус, Искариот на момент предательства имеет страшно перекореженное мнение о Нем. Зная, что Он — Сын Божий, Иуда принимает сатанинское представление о Нем как о враге, которому надо отомстить и от которого надо избавиться, чтобы сохранить свое собственное «я», чтобы остаться хорошим в собственных глазах.

Ты мне больше не Господь.

Поэтому к первосвященникам он пойдет с четкой целью: предать Его на смерть. Тут не может быть отговорок, что он не знал или не понимал, что захотят сделать с Христом, если Он окажется у них в руках. Иисус Сам предупреждал учеников о том, что должно случиться, буквально несколько дней назад, когда шел в Иерусалим «на вольную страсть» ^[34], а они с неохотой, нога за ногу, плелись за Ним.

Когда были они на пути, восходя в Иерусалим, Иисус шел впереди их, а они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе. Подозвав двенадцать, Он опять начал им говорить о том, что будет с Ним: вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть, и предадут Его язычникам, и поругаются над Ним, и будут бить Его, и оплюют Его, и убьют Его; и в третий день воскреснет (Мк. 10: 32–34).

Начальники иудейские со своей стороны объявляют Христа в розыск:

Первосвященники же и фарисеи дали приказание, что если кто узнает, где Он будет, то объявил бы, дабы взять Его (Ин. 11: 57).

И, надо думать, не для богословских бесед в доме Каиафы.

Но зачем Иуде такая странная схема? Если действительно дело во внезапно вспыхнувшей ненависти, у которой нет иного утоления, кроме убийства, то идти для этого к первосвященникам вовсе не обязательно. От ненависти до мести путь не так уж долог, хотел бы только смерти Христа — он бы Ему просто нож под ребра сунул, уж нашел бы такую возможность. Хотя бы попытался. Тут и удовлетворенное желание смерти, тут и личная месть. Зачем впутывать в это власти?

Но тут подключается вторая после ненависти его страсть — и это действительно сребролюбие.

То, что он себе избрал — и с чем остался.

* * *

После первого, пусть и мысленного, пусть пока только внутреннего отречения-предательства в душе Иуды образуется пустота. Вместо любви ко Христу, вместо веры Ему, вместо Его Самого — ничто. И эту дыру необходимо чем-то заполнить. Новыми — без Него — ценностями, какими-то видами на будущее, которое невозможно без стартового капитала. Чем-то, что даст Иуде возможность встать на ноги после того, как он на три года считай выпал из общественной жизни. И чем-то, что даст новый смысл его собственной жизни. Гарантию того, что он и без Него что-то может, что-то стоит.

Получить подтверждение возможности своего бытия без Него.

Ощущение внутренней пустоты на том месте, где вчера были вера, надежда и любовь, невероятно сильно и… и болезненно, я думаю. Ему, конечно, сейчас кружит голову ощущение ненависти, у него кураж — я отомщу, я убью Тебя! — сатана опьяняет его вином греха, но против природы не попрешь… сатана прекрасно умеет творить иллюзии, но иллюзией сыт не будешь. Внутри — страшная пустота.

Ты будешь есть и не будешь сыт, пустота будет внутри тебя (Мих. 6: 14).

Очень точно и чутко подмечает эту пустоту его души церковная традиция, когда в тропаре Великой Пятницы, повествующем о Тайной Вечере, называет Иуду «несытой душой».

Егда славни ученицы на умовении вечери просвещахуся, тогда Иуда злочестивый сребролюбием недуговав омрачашеся, и беззаконным судиям Тебе праведнаго Судию предает. Виждь, имений рачителю, сих ради удавление употребивша: бежи несытыя души, Учителю таковая дерзнувшия^[35].

И в эту пустоту, как в ненасытную прорву, обязательно нужно что-то кинуть, чтобы создать видимость нового бытия, возможного без Него. И это деньги. Деньги. Деньги. Денег начинает хотеться страстно, до одури. Низкая, подлая страсть, в которой нет никакого, даже ложного, чисто человеческого благородства. Убить Его и получить выгоду — невероятное сочетание.

Безумный — но совершенно закономерный в безумной, подчиненной сатане вселенной — вопрос задает себе возненавидевший Христа Иуда. А что я с этого получу? А какая будет компенсация мне за три года жизни? Ведь в этот момент он реально думает, что потратил три года просто ни на что. Что я получу для себя, что смогу с этого поиметь?