Вот идет большая птица - [9]

Беда пришла, когда не ждали. Слыхали, конечно, про чёрную смерть, что целые города косит, но всё надеялись — минует нас чаша сия. Не миновала. Не обошла стороной. Приехала, поганая, с торговцем пришлым на одном коне и враз прибрала к рукам свою страшную дань. Деревня наполнилась смрадом, и криками, и стонами. Мертвецов не успевали хоронить. И на каждой двери появился страшный белый крест.

Лиза металась между подворьями, не досыпала, не доедала, но помочь не могла ничем. Травы не лечили — лишь оттягивали неизбежное. Пару раз Лиза теряла сознание прямо на улице, пытаясь добраться от одного дома до другого. Однажды её чуть не приняли за труп. Но пока ей везло, болезнь не притрагивалась к ней. Ни разу, с замиранием сердца изучая своё тело, не увидела Лиза страшных отметин чумы.

Как же не хватало ей пастора! Он бы поддержал добрым словом, вместе с ней ездил бы по больным, ночами толок бы порошки и готовил отвары. Но пастор поехал по соседним деревням с проповедями, и Лиза сбивалась с ног, разрываясь между нуждающимися в помощи.

Чума остановилась, когда в живых осталось лишь четверо: сама Лиза, дремучий старик, который и без того не сегодня-завтра обещал отдать Богу душу, да два мальчишки-погодка. Лиза смеялась, всхлипывая, всю ночь. «Вот, — шептала она в перерывах между приступами истерики, — вот кого ты пощадила, проклятая чума? Старика, не способного есть и пить самостоятельно, под себя ходящего, с постели не поднимающегося? Детей, едва от мамкиной титьки оторвавшихся? Да твоя милость страшнее жестокости!» Ни дети, ни старик не дожили до возвращения пастора, хоть Лиза из последних сил пыталась их выходить.

Вернувшийся священник обнаружил полумёртвую, отупевшую от усталости ученицу, стоящую на коленях возле чумной ямы, куда сгружали тела умерших. На звук копыт Лиза не обернулась, не вздрогнула. Сказала охрипшим голосом:

— Моя любовь убивает, отче. Я любила семью — их всех перерезали. Я любила приветивших меня под кровом своих — их казнили их же соседи. Я любила эту деревню — всех забрала чума. Я несу смерть.

— Не смей так говорить, дитя! — пастор обнял её за плечи, поднял с колен. Повёл к дому. — Любовь Бог нам посылает.

— Любую ли?

— Что?

— Любую ли любовь, отче?

Лиза любила деревню. Деревни больше нет.

* * *

Лиза любит. Его насмешливую и снисходительную улыбку, его ласковые нежные руки, его мягкие губы. Его объятия и поцелуи любит тоже. Его присутствие почти заглушает в ней страх и его убить своей любовью.

Лиза любит своего мужа. За острый и пытливый ум, за долгие философские споры, за до сих пор не угасший живой интерес к тайнам жизни и смерти. С ним она забывает о времени, с ним она забывает о страхе. С ним она не чувствует себя бессильным человеком, не способным никому помочь и никого спасти. Он подарил ей крылья, знания, смысл жизни. Она стала его человечностью.

После гибели Лупу Лиза искала того, кто научит её побеждать смерть. Бороться на равных с чертовкой, приходящей в тысяче обличий и носящей тысячу масок. Она расспрашивала в каждой деревне, в каждом городе о ком-то, кто познал бы тайны бытия. Чаще — её гнали от порога прочь, кричали в спину: «Богохульница! Еретичка». Единожды — полушёпотом торопливо сказали: «Есть такой человек. Вот только человек ли?» Лизе не страшно. Она наложила на себя виру, пообещала себе спасти не меньше душ, чем уже сгубила своей любовью. Человек ли, демон ли — пусть научит её гнать смерть от людских домов!

Он был поражён её храбростью. Он впустил её в свой дом. В свою библиотеку. В своё сердце. Она снова научилась улыбаться, дышать полной грудью, нашла утешение. Смеялась его шуткам, подтрунивала над его изрядно запылившимися манерами. Не заметила, как влюбилась.

Он назвал её своей женой. Она его своим мужем. Его руки гладили её плечи, когда снились ей кошмары. Его губы целовали её, возвращая покой и мир в душу. Его слова шептали ей о том, какая она светлая, чистая, красивая, умная.

Он не был человеком, но согласился стать им ради неё. Готов был пожертвовать всем, сложил свою сущность к её ногам, будто жертву на алтарь. Она подарила ему сына, в котором соединились воедино она и он.

Но ни на секунду Лиза не забывала о том, что несёт её любовь тем, кого она любит. Без устали она лечила жителей Тырговиште, платя свою виру за гибель семьи, родни, целой деревни. И обмирала вечерами от страха, что когда-нибудь найдёт трупы мужа и сына. Не говорила им об этом страхе, незачем. Она сама придумает, как их защитить.

Когда в её дом врываются церковники, в глубине души Лиза чувствует облегчение. Возмущается, возражает, отбивается — но знает, не спастись. Впереди костёр. И надежда вдруг вспыхивает в душе: что если её жестокая любовь получит её, а не мужа с сыном? Насытится ли смертью Лизы? Отступится ли? Она столько лет жила в долг. Пора платить. До последней капли крови, до последнего вздоха.

Сгорая на костре, Лиза молит лишь об одном: «Не мсти за меня. Не начинай свой крестовый поход. Моя вина, что не умерла сначала с семьёй, позже с роднёй, затем с деревней. Пусть смерти на мне пресекутся! Пусть вы оба останетесь живы!» Огонь вокруг неё, внутри неё. Она и есть огонь.