Вот идет большая птица - [13]

Первые дни я изображала из себя послушную и вежливую гостью. Пыталась угодить: стирала, убирала, готовила. И руки мои грубели от непривычной для них работы. Я злилась на гномов — за их привычку везде и всегда ходить вместе, на себя — за медлительность и бездействие. Но понимала: один неосторожный шаг, и всё рухнет в одночасье — а потому ждала. Просчитывала. Прикидывала.

Возможность привести тщательно продуманный и выверенный план в действие представилась только спустя полтора месяца. Двое гномов остались в домике, чтобы рассортировать добытые в рудниках камни в то время, как остальные ушли на работу. К вечеру всё было кончено. Вернувшиеся гномы обнаружили тела своих братьев в лесу, обезображенными и обглоданными диким зверьём. Пытались узнать у меня, что случилось. Я же захлёбываясь слезами, бессвязно бормотала что-то про мачеху и её чёрное колдовство. Вроде бы, поверили. Конечно, а как же иначе? Разве может хрупкая и миниатюрная девушка, так искренне горюющая о гибели добрых гномов, быть убийцей? Разумеется, нет. Ни за что. Никогда на свете.

Следующих троих карликов унесла абсолютная случайность. Судьба, видно, решила побаловать меня и устроила на рудниках обвал, в котором заживо похоронила троих из пяти. Вечером того же дня я, бледная, в скорбном молчании, сидела у окна и смотрела на небо. Гномы думали — горюю. Я размышляла, как избавиться от оставшихся.

По прошествии двух дней идея, неясная и туманная, стала, наконец, реальной и продуманной. Приготовить яд было легко. Я сказалась больной, и гномы сами принесли мне все требуемые ингредиенты. Смешать их в правильных пропорциях оказалось ещё проще: мои руки будто бы всегда знали эту хитрую науку. Сложнее всего было выбрать фрукт. Я долго размышляла над этим и остановилась на яблоке. Этот плод казался мне глубоко… символичным. Столько страданий оно уже принесло. Яблоко с Древа познания — изгнание из Эдема, яблоко раздора — начало Троянской войны. Почему бы теперь не появиться яблоку смерти?

Тем вечером я тщательно убрала маленький и уютный домик, а на ужин приготовила только самые лучшие кушанья. И, конечно же, в самый центр стола водрузила медное блюдо, доверху наполненное яблоками. Красными, спелыми, отравленными. Гномы ели яблоки и нахваливали ужин, я мягко улыбалась и отказывалась принимать угощения. Когда всё закончилась, я отнесла последних карликов в лес и оставила их под корнями векового дуба, укрыв ковром из палой листвы. Долго стояла подле их могилы и думала… О чём, сама не знаю.

Вернулась в свой — теперь уже точно свой! — домик я под утро. Убрала остатки прощального пиршества, затопила печку. Полетели недели, напоенные гармонией и покоем. Но вскоре я поняла: такая жизнь не для меня.

Может быть, стоит остановиться? Может, и стоит. Ведь я получила всё, что хотела. Вот только… Я смотрю на свои руки. Нежные и хрупкие. По локоть в крови. Руки убийцы. И я знаю наверняка: мне нравится кровавая работа. Нет-нет, я не сумасшедшая. Просто я не вынесу тишины и одиночества. Безразличия. А люди вокруг слишком черствы и равнодушны, я не нужна им. Если человечество осознает эту свою ошибку, мир станет лучше и светлее. Поэтому то, что я делаю — благо. Кровавое благо — да, но необходимое.

Меня зовут Белоснежка, и это — моя сказка. А в любой сказке должен быть прекрасный принц и счастливый конец. Принца я обязательно найду, а добрый финал… Без него ведь интереснее, верно?

У каждого свои мертвецы

Она пришла ночью, села на мой стол и принялась болтать ногами. Я укоризненно посмотрел на неё.

— Зачем вы все ходите сюда?

Она пожала плечами.

— Мне с тобой весело.

— Весело? — кисло поинтересовался я. Весельчаком меня не назвал бы ни один знакомый. Да и незнакомые предпочитали обходить меня стороной, едва завидев моё угрюмое лицо.

— Ага, — улыбнулась она и расправила свою юбку, почти любовно оглаживая вышивку. — Просто все твои знакомые ничего не понимают в скуке и одиночестве. — И тут же без какого-либо перехода:

— Расскажи мне что-нибудь.

Я вздохнул и сел на кровати. Поспать мне сегодня, видимо, не придётся. Разве что ближе к рассвету, когда она уйдёт. Я знаю, что ей всё равно, о чём я буду говорить. О валютных котировках, о лесных пожарах, о наводнении в богом забытом селе, о смене династии в каком-нибудь королевстве, о юридических прецедентах и новом космическом корабле, бороздящем просторы космоса — обо всём она будет слушать с по-детски распахнутыми глазами и восторженно приоткрытым ртом.

Где я ещё найду столь благодарного слушателя?

Но сегодня мне хотелось чего-то другого. Чего-то чуть менее похожего на серую обыденную жизнь, хотя, видит бог, мою жизнь трудно назвать серой и обыденной. Сказку ей, что ли, рассказать?

Она ждала, чуть склонив голову набок, будто пытаясь заглянуть мне в глаза. Ждала терпеливо, зная, что всё равно получит свою историю на ночь? на день? — а чёрт его разберёт. В любом случае, она спасётся от скуки, я не высплюсь, и баланс мира будет восстановлен.

— Хочешь сказку? Или, может, тебе песню спеть?

Она похлопала светлыми ресницами. Когда на неё падал искоса лунный свет, они будто вообще пропадали с её лица, и тогда глаза казались странными и пустыми.