Вот и лето прошло... - [10]
В основном комендантами общежития были женщины. Что естественно: им все-таки полегче было управляться с «женским монастырем». Шли на это место чаще всего бесквартирные. Во-первых, они получали комнату в общежитии. А во-вторых, отработав, точнее отмаявшись здесь положенный срок, получали от комбината квартиру и немедля переходили на другую должность.
Были за всю историю общежития его комендантами и трое мужчин. Двое — по указанной выше причине — комендантствовали всего месяца по три и были загублены чрезмерными возлияниями, организованными парнями и мужчинами, стремившимися завязать контакты на предмет беспрепятственного проникновения в общежитие до и после дозволенного часа. А третьим комендантом-мужчиной был непьющий, но кудрявый баянист. Из оркестра народных инструментов, расформированного по причине наступления эры электрогитар. Он был совершенно не озабочен ни хозяйственными, ни организационными вопросами. Его одинокая гармонь рвала по ночам сердца жительниц общежития. И когда в разных комнатах в течение одного года появились два одинаково кудрявеньких младенца, их вместе с печальными мамами переселили в общежитие для семейных, а кудрявый баянист зафрахтовался массовиком-затейником для поднятия уровня культуры на новостройках далекой нефтяной Тюмени.
Последние полгода общежитие прозябало вообще без коменданта. Так что явление друга Виктора для замдиректора Беленького, ответственного за этот участок, было просто подарком небес: и друга устроил, и — возможно — работа наладится. Или хотя бы на некоторое время оттянется решение этого извечно больного вопроса.
Мрачный Фролов производил тщательный генеральный смотр общежития. Отмерял длинными ножищами метры коридоров и ступени лестниц, ко всему приглядывался, принюхивался, то отколупнет пальцем осыпающуюся штукатурку, то ковырнет начищенным до блеска ботинком отставшую половицу, то запросто допрыгнет до светильника на потолке, мазнет по плафону белоснежным носовым платком и сурово уставится на почерневшую белоснежность.
Сопровождала его в этом походе миловидная женщина, полненькая, круглолицая, круглоглазая, будто вся состоящая из посаженных один на другой колобков.
— Непорядок, — ворчал Фролов, — форменный непорядок, товарищ воспитательница!
— Воспитатель, — поправила она.
— Что? — не понял он.
— Воспитательница это в детском саду. А в общежитии — воспитатель. Независимо от пола — воспитатель.
— Ага, — усвоил он. — Понятно, товарищ воспитатель.
— Но лучше — Лариса Евгеньевна, — уточнила она и кокетливо добавила: — А можно просто — Лариса. Нам ведь работать вместе.
— Ясно, Лариса Евгеньевна, — нарочито подчеркнул он ее отчество. — Так вот, говорю, непорядок тут у вас, грязь, разруха.
— Извините, Виктор Петрович, но моя епархия — воспитательный процесс, культурный досуг…
— А это? — перебил он, указывая на разбитое окно в коридоре. — Тоже не ваша… епархия?
— Нет. Но могу объяснить. Это — женихи.
— Кто?
— Ну парни, мужчины… Когда их не пускают — после одиннадцати или, скажем, дисциплинарное наказание — так они девушек вызывают камешками в окно. Иногда вот не рассчитают…
— А чьи конкретно женихи?
— Конкретно ничьи. Мы так вообще их всех называем, — хихикнула она. — Ну как потенциальных женихов.
— Ага, — повторил он мрачнея.
Хотел еще что-то добавить, но сдержался и зашагал дальше. Лариса Евгеньевна поспешила за ним.
На общей кухне, в кипении кастрюль и шкварчании сковородок, на Фролова с Ларисой Евгеньевной набросились девушки в халатах, передниках, чалмах из полотенец.
— Год обещают еще плиту поставить, а где она? Чай пьем в три смены! — кричала одна.
— И вытяжки нету никакой! Задохнуться можно! — наступала вторая.
— Столы где новые? Где полки? — вопрошала третья.
А с претензией коренного свойства выступила, конечно, Лиза Лаптева. Многие в общежитии были, слава богу, остры на язычок, но Лаптева была острее и бойчее всех. Крупная, ладная, хоть и не писаная красавица, но вполне ничего, с вечно насмешливым глазом, выглядывающим из-под косой челки, она вмиг перед главным вопросом или колким словечком смешно оттопыривала нижнюю губу, сдувала челку со лба и выпаливала этот вопрос или словечко. Вот и сейчас она выпятила губу, сдунула челку и выпалила:
— Это всё — цветочки! Вы главное скажите: обещали нам на пятом этаже кухню вернуть, а она всё под складом, почему? А? Ответьте, вы ответьте!
Лариса Евгеньевна грудью прикрыла Фролова, слегка растерявшегося под напором вопросов.
— Тихо, Лаптева! Виктору Петровичу не за что пока отвечать. Он не виноват, что мы полгода без коменданта…
— Ладно, ладно, теперь комендант есть, — перебил ее Фролов. — Претензии ваши, товарищи девушки… женщины, понял. Примем меры, обещаю.
— Нам уже обещали! — не унималась Лаптева.
— Кто обещал, пусть отвечает, — нахмурился Фролов. — А я за свое отвечу.
— Ах, приятно слышать слово настоящего мужчины! — просияла Лаптева. — Только один вопросик: вы к нам в коменданты надолго?
Фролов помедлил и ответил честно:
— Как выйдет. Полагаю, не на всю жизнь.
— Ясно! — Лаптева сдунула челку, сверкнула хитрым глазом. — Жених приходящий. И уходящий!
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.