Вот это поцелуй! - [23]
– О какой ситуации ты говоришь? О какой другой ситуации?
– Я сделала все возможное, чтобы тебя ни во что не втягивать. Я сделала все возможное, чтобы не быть по отношению к тебе несправедливой. Я сделала максимум!
– Возможно. Возможно, ты сделала максимум. Ты из тех людей, что всегда делают то, что нужно сделать.
– А ты что же, предпочел бы, чтобы мы вместе продолжали скатываться по наклонной плоскости? И что бы это нам дало?
– Ну, этого я тебе сказать не могу. Я ведь не ясновидящий.
И та-та-та, и тра-та-та… Мы так часто вели раньше подобные беседы, что уже не могли извлечь из них ничего, кроме взаимного недовольства. У меня при этом еще и лицо перекашивало от досады. Но это надо было терпеть, чтобы окончательно все не потерять. По крайней мере, мне так кажется. Я ведь человек чувствительный.
– Ладно, – сказал я, – я тут принес твои любимые пирожные. Как ты думаешь, надо подождать Вольфа?
– Конечно, мы подождем Вольфа.
– Очень хорошо. Тогда ждем Вольфа.
На этажерке стояли бутылки с алкогольными напитками, но я хорошо помнил намеки Крис на мое дурное пристрастие (от которого, должен уточнить, я почти избавился и теперь ограничивался только несколькими стаканчиками, да и то после наступления темноты; я полагаю, стоит еще раз об этом напомнить). Темнело, Крис решила присесть, чтобы открыть коробочку с пирожными, представлявшими собой прямоугольнички из миндального теста, прослоенного густым ванильным кремом, в котором сидели целые клубнички, много-много клубничек, залитых карамелью, пенились взбитые сливки, много взбитых сливок, а сверху, на самом последнем слое миндального теста, щедро пропитанного сладким фруктовым сиропом с небольшим добавлением алкоголя, подрагивал слой желе, покрытый вдобавок решеточкой пралине, словно тончайшим золотистым кружевом, поблескивавшим в лучах осеннего заходящего солнца. Крис просто с ума сходила по этим пирожным. Но невозможно переехать и увезти с собой весь квартал. Кстати, Крис теперь приходилось тащиться несколько километров, чтобы попасть на свой любимый рынок, где продавали экологически чистые продукты, а припарковаться перед ее домом было совершенно невозможно, – правда, воздух здесь был чище, так что у этого уголка было свое очарование. Правда и то, что гораздо безопаснее жить на холме (на тот случай, если при сильном приливе или в шторм вода хлынет на город и затопит кварталы, расположенные в низине). Но я не раз повторял Крис: «Нельзя иметь все и сразу. Очень сожалею, но надо было думать раньше. А теперь все так, как оно есть, и с этим ничего не поделаешь. Сожалею, Крис».
На запястьях у нее остались красно-синие следы от наручников. На кассете было видно, что ей дали резиновой дубинкой по голове, но я не просил ее показать макушку, покрытую пышными волосами, и руку, которую ей грубо заломили за спину, когда один из полицейских повалил ее на землю и уселся сверху.
– Послушай, Вольф, я вот что хочу сказать. Знаешь, мне все это не смешно, нет. Тебе-то, может, и смешно, а мне – ни капельки.
– Она уже большая девочка и сама знает, что ей делать.
– А откуда тебе это известно? С чего ты взял, что она уже большая девочка? Ну ты даешь!
– Натан, это ты обо мне говоришь? Подожди, Вольф, пожалуйста. Так это ты обо мне говоришь, Натан?
– Я полагаю, что пока что еще имею право высказывать свое мнение по некоторым вопросам, тебе не кажется? Можег быть, я тебя не знаю? А? Черт! Тебе понравилось, что тебя хорошенько отдубасили? Ты, может, жалеешь, что тебе ноги не переломали?! Хочешь поваляться в больнице? Или посидеть в тюрьме?
– Да, если понадобится. Это мне решать. У тебя есть возражения?
Я положил руку на предплечье Вольфа – это был кусок сырокопченого окорока.
– Послушай, Вольф… Проклятье, ну как тебе объяснить…
– Я все знаю.
– Нет, не знаешь! Узнаешь, может быть, когда-нибудь, но сейчас, когда мы с тобой разговариваем, ты не знаешь ни черта! Поверь мне, Вольф, ну! Послушай же меня, выслушай меня внимательно, я хочу тебя кое о чем попросить. Я вижу, что ты к ней привязан. Кивни в знак того, что ты меня хорошо понял, потому что я не намерен повторять дважды.
Конечно, я не был великаном, но я тогда завелся. Впрочем, он вроде бы не проявлял враждебности. Он смотрел на меня даже ласково, с приветливой веселой улыбкой, словно между нами возникла крепкая дружба после нескольких совместных уик-эндов на природе в Германии или в далекой Африке, или в Канаде. Крис уселась ему на колено, и у меня мелькнула мыслишка, а не предложит ли он мне присесть на другое. Нет, все это становилось просто отвратительно!
– Послушай, Вольф… Черт, я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось.
– О'кей.
– Да ничего со мной не случится!
– Помолчи, я не с тобой говорю. Я обращаюсь к Вольфу. Оставь нас в покое. Это наше с Вольфом дело! Вольф, посмотри мне прямо в глаза. Так вот, я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось. Крис, отстань! Вольф, ты меня слышал?
– О'кей.
– Ты мне это уже говорил. Я не глухой.
К несчастью, я осознавал, что все они в этой хибаре чокнутые. Я хорошо знал, что призывы соблюдать осторожность не производят на их умы никакого впечатления. Мои опасения принимались в штыки. Ибо не было такой жертвы, которую они не принесли бы ради благородного дела. А можно ли было лучше доказать всему миру свою приверженность идеям, чем вернуться в генеральный штаб в окровавленной рубашке, израненным и усталым?
Однажды в дом к Мишель врывается мужчина в маске, жестоко избивает ее и насилует. Когда преступник исчезает, Мишель не заявляет в полицию по разным причинам. Этот чудовищный эпизод бередит ее детские психологические травмы, пробуждает воспоминания об отце – серийном убийце. Мишель противна роль жертвы, она хочет найти насильника, но вовсе не для того, чтобы сдать полиции – нет. В Мишель проснулись скрытые инстинкты…
"Трения" — стилизованная под семейный роман жестокая жизненная история, где герой, этакий современный Зорро или Робин Гуд, увязнув в запутанных связях и отношениях, разрываясь между любимыми женщинами и пытаясь сладить с семейными демонами, ищет — и находит — нетривиальные решения. Сам джиановский текст при этом напоминает верхушку айсберга: трагические причины конфликтов и их эмоциональные следствия скрыты в глубинах авторского воображения. Тайны участников драмы намечены лишь тонкими штрихами, за которыми читателю предлагается угадать истину.
Как часто вы ловили себя на мысли, что делаете что-то неправильное? Что каждый поступок, что вы совершили за последний час или день, вызывал все больше вопросов и внутреннего сопротивления. Как часто вы могли уловить скольжение пресловутой «дорожки»? Еще недавний студент Вадим застает себя в долгах и с безрадостными перспективами. Поиски заработка приводят к знакомству с Михаилом и Николаем, которые готовы помочь на простых, но весьма странных условиях. Их мотивация не ясна, но так ли это важно, если ситуация под контролем и всегда можно остановиться?
Из экспозиции крымского художественного музея выкрадены шесть полотен немецкого художника Кингсховера-Гютлайна. Но самый продвинутый сыщик не догадается, кто заказчик и с какой целью совершено похищение. Грабители прошли мимо золотого фонда музея — бесценной иконы «Рождество Христово» работы учеников Рублёва и других, не менее ценных картин и взяли полотна малоизвестного автора, попавшие в музей после войны. Читателя ждёт захватывающий сюжет с тщательно выписанными нюансами людских отношений и судеб героев трёх поколений.
Александра никому не могла рассказать правду и выдать своего мужа. Однажды под Рождество Роман приехал домой с гостем, и они сразу направились в сауну. Александра поспешила вслед со свежими полотенцами и халатами. Из открытого окна клубился пар и были слышны голоса. Она застыла, как соляной столп и не могла сделать ни шага. Голос, поразивший её, Александра узнала бы среди тысячи других. И то, что обладатель этого голоса находился в их доме, говорил с Романом на равных, вышибло её из равновесия, заставило биться сердце учащённо.
Валентин Владимиров живет тихой семейной жизнью в небольшом городке. Но однажды семья Владимировых попадает в аварию. Жена и сын погибают, Валентин остается жив. Вскоре виновника аварии – сына известного бизнесмена – находят задушенным, а Владимиров исчезает из города. Через 12 лет из жизни таинственным образом начинают уходить те, кто был связан с ДТП. Поговаривают, что в городе завелась нечистая сила – привидение со светящимся глазами безжалостно расправляется со своими жертвами. За расследование берется честный инспектор Петров, но удастся ли ему распутать это дело?..
Если вы снимаете дачу в Турции, то, конечно, не ждете ничего, кроме моря, солнца и отдыха. И даже вообразить не можете, что столкнетесь с убийством. А турецкий сыщик, занятый рутинными делами в Измире, не предполагает, что очередное преступление коснется его собственной семьи и вынудит его общаться с иностранными туристами.Москвичка Лана, приехав с сестрой и ее сыном к Эгейскому морю, думает только о любви и ждет приезда своего возлюбленного, однако гибель знакомой нарушает безмятежное течение их отпуска.
Каждый думает, что где-то его жизнь могла бы сложиться удачнее. Такова человеческая натура! Все мы считаем, что достойны лучшего. А какова реальность? Всегда ли наши мечты соответствуют действительности? Не стоит винить свою Родину во всех бедах, свалившихся на вашу голову. В конечном счете, ваша судьба находится исключительно в ваших руках. В этом остросюжетном детективе перед читателем открывается противоречивая Америка, такая соблазнительная и жестокая. Практичные американцы не только говорят на другом языке, но они и думают по-другому! Как приспособиться к новой жизни, не наляпав ошибок? Да и нужно ли? Данный детектив входит в серию «Злополучные приключения», в которых остросюжетная линия тесно переплетена с записками путешественника и отменно приправлена искромётным юмором автора.