Вот брат твой!.. - [38]

Кислые щи, жареная картошка и чай из пышущего жаром самовара — чего еще нужно человеку, отмахавшему по таежным проселкам двадцать верст и нагулявшему такой аппетит, что сколько ни подавай, все мало? Был на столе и пузатый, объемистый графинчик с самодельной наливкой, попробовав которой Денисов причмокнул от удовольствия. Крепкая и в то же время мягкая, наливка вгоняла в жаркую истому, ударяла не в голову, а в ноги, располагая к беседе неторопливой и чинной.

— Хороша? — спросил Федотыч. — То-то. Я ить водку-то не употребляю, токо ее. С устатку да особливо посля баньки — ничего другого и не надоть.

— Как же не употребляешь? — удивился Денисов. — У меня-то ведь прикладывался.

— Дак то у тебя. Не хотел обижать отказом, за компанию, што говорится. А так ни-ни.

Разговор, как водится, велся вокруг всего, Денисову же не терпелось рассказать Федотычу про Белуна, но он никак не мог выбрать удобный момент, чтобы повернуть беседу в нужную сторону. Однако дождался своего и поведал охотнику о событиях последнего месяца и о том изумлении, в котором оказался, увидев идущего к дому Белуна. Да и Федотыч был изумлен не меньше.

— Ей-богу? — спросил он.

— Вот те крест! — ответил Денисов. — Гляжу и глазам не верю: медведь за калиткой. Сначала-то и не узнал, худющий больно да большой, а потом так и стукнуло: Белун!

— Не знаю, што тебе и сказать, — развел руками Федотыч. — Совсем ты меня с панталыку сбил со своим ведмедем. Куды ишшо ни шло — в берлогу увел, но штоб возвернулся? Одно чудней другого.

Однако, узнав, что по весне Денисов ходил к берлоге, Федотыч посмотрел на дело другими глазами.

— Так бы и сказал, што ходил! Тогда и голову ломать нечего — по следам пришел. У них нюх-то знаешь какой? Што у хорошей собаки. Встречь ветра за полверсты кого хошь почуят. Но все одно: чудной у тебя ведмедь, башковитый…

На кордон Денисов возвращался в самом лучшем настроении. Километров не замечал, с интересом смотрел по сторонам, посмеивался над Найдой, которая, как молодая, гонялась за порхающими бабочками. Все попытки Денисова и Федотыча свести Найду и Разгона поближе закончились ничем. Правда, Разгон проявлял такое желание, но Найда по-прежнему держала его на расстоянии, и друзья решили, что больше не стоит и пробовать. Хоть и мать с сыном, но отрезанные ломти.

Кончался май, наставала трудная летняя страда, но Денисов ждал ее с нетерпением. Семимесячная зима надоела до чертиков, тянуло в лес, на волю, и Денисов с удовольствием думал о том, что скоро все они — и он, и Белун, и Найда — начнут снова ходить в обходы и жизнь подарит им новые радости.

У кордона Найда вырвалась вперед и с лаем подбежала к калитке. Соскучилась, подумал Денисов. Ночь всего и не ночевала, а вон как рвется. Он просунул руку в щель и, отодвигая щеколду, посмотрел поверх забора. И не поверил глазам: Белуна под березой не было.

Сорвался, пронеслось в голове. Видать, дергал, дергал, дурачок, да и додергался — ошейник разорвал. Денисов подошел к березе. То, что он увидел, удивило его сверх всякой меры: не было и цепи, которая должна бы остаться, если б Белун выскочил из ошейника, а конец железной скобы, к которой крепилась цепь, был выдернут и загибался кверху. Денисов недоумевал. Это как же надо дернуть, чтобы выдрать такую железяку! Здесь слона надо, а не медведя! Ничего не понимая, он продолжал гадать, какая же сила помогла Белуну сорваться, но поведение Найды, ощетинившей загривок и усердно к чему-то принюхивавшейся, насторожило его и натолкнуло на мысль, до сих пор не приходившую в голову: скобу гнул не медведь — люди. Белун не сорвался, его увели.

Денисова охватила злость. Сволочи! Ворье проклятое! Видал, до чего дошло — на кордон забрались!

Надо было что-то делать, но что? Куда бежать, в какую сторону?

Найда по-прежнему нюхала в прошлогодней засохшей траве, и Денисов приказал ей:

— Ищи, Найда, ищи!

Собака еще усерднее задергала носом и, видно взяв след, метнулась к выходу на луговину. Пробежала несколько метров и вдруг закрутилась на месте, зачихала, замотала головой, словно ей что-то попало в ноздри.

Все ясно, подумал Денисов. Табаку насыпали, сволочи. Да не иначе, как с перцем. Самый воровской прием.

Он обошел вокруг дома, заглянул в сарай и сразу же обнаружил, что пропала упряжь. Кинулся за сарай — нету и телеги. Это буквально взорвало Денисова. Как есть сволочи! Мало того, что медведя украли, так на его же телеге и увезли! Но кто, кто эти воры? Цыгане? А кто же еще? Для них медведь все равно что собака для охотника. Небось ехали мимо, глядь — никого, и медведь под березой. Как тут удержаться?

Но против такого предположения имелись серьезные контрдоводы. Всех окрестных цыган Денисов знал, и они знали его и вряд ли могли решиться на кражу. Нет, здесь действовал кто-то другой. Денисов старался найти в своих рассуждениях хотя бы какой-нибудь кончик, за который можно было бы уцепиться, тем более что мысль о цыганах вызвала у него ассоциацию с чем-то таким, что имело, как ему казалось, прямое отношение к случившемуся. Ключ к нему содержался в слове «цыгане», и надо было только понять, почему это так, а не иначе. С чем связана уверенность, что именно это слово может натолкнуть на разгадку?