Вот брат твой!.. - [16]

И действительно: никаких хлопот при переселении не случилось. Видя рядом с собой Найду, малышня чувствовала себя в сарае уверенно и очень скоро обжила новое место. Правда, фырканье мерина за стеной поначалу привело ее в ужас, но спокойствие Найды рассеяло его, и Денисов, погладив всех напоследок, ушел из сарая в самом хорошем настроении.

Глава 6 Федотыч

Все не спеша, прочно и обстоятельно, устраивалось, не было только Федотыча, но в конце концов Денисов дождался и его. Оказалось, что за то время, пока Денисов канителился со своими делами, Федотыч успел сходить еще на одну охоту, да не очень удачно. Медведя-то он взял, но тот сильно зацепил Разгона, вот Федотыч и сидел с ним все дни. Выжить-то, может, и выживет, а вот с охотой все, баста.

Денисов, обрадованный приходом Федотыча и потому в полной мере не прочувствовавший огорчение охотника, чуть было не сказал: ничего, мол, я тебе справного кобелька приготовил, но вовремя прикусил язык. И уже не торопился с предложением, ожидая, когда Федотыч сам заговорит о щенке.

Но охотник пока что не вспоминал о нем.

— У самого-то как дела? — спросил он, прихлебывая чай. — Звереныш-то прижился?

— Еще как! — ответил Денисов. — Смотрит уже! В сарай на днях всех переселил, а то тут от них такой дух, хоть топор вешай.

И Денисов принялся рассказывать Федотычу, как все хорошо получилось и как помог ему совет охотника натереть медвежонка мочой. Рассказал и о своей придумке — не подкладывать медвежонка, а сделать так, чтобы Найда сама взяла его, на что Федотыч одобрительно покивал головой. А Денисов, обретя слушателя, все рассказывал и рассказывал, и более всего — о том удивлении, которое испытывает, видя, как Найда кормит медвежонка и как они о чем-то лопочут между собой и понимают друг друга, хотя и не должны бы понимать, потому как оба разные, он — медведь, а она — собака. Взять, к примеру, его, Денисова: Найда шестой год у него живет, а разве он понимает ее? Так, по мелочи — когда есть попросит или на двор захочет. А эти с первого дня столковались. И не должны бы, а столковались.

Федотыч усмехнулся.

— Э-э, парень, да кто ж их знает, чего они должны, а чего не должны? Я вот мужика одного знал, дак с ним такое было, што и не поверишь. Мужик-то не охотник, а так, сам по себе, ружья-то и в руках не держал. Ну и пошел зачем-то в лес. Да и нарвался на ведмедя. Дело-то зимой было, откуда, спрашивается, ведмедь, когда они все спят зимой? А этот шатун оказался. Видать, или совсем не ложился, или лег, а его потом спугнули — мужику-то чего думать об этом, у него душа в пятки ушла. Однако сообразил, что бежать не след, все равно не убежишь. А ведмедь на дыбы и — на мужика. Так што ж ты думаешь? Мужик со страху-то стал просить, штоб ведмедь его, значит, не трогал. Смотрит ему в глаза да и уговаривает, отпусти, мол, зачем я тебе, ты в лесу кого хошь поймаешь. А у меня дома детки, не делай деток сиротками. Ведмедь-то и опешил, вроде бы как растерялся, а мужик задом, задом, да от него. А тот снова к нему, а мужик опять свое: не губи душу. Так и пятился до самой деревни да все уговаривал шатуна-то, а возле деревни собаки его почуяли и погнали назад в лес. Мужик в дом, а там его и не признали — седой весь. Стал рассказывать, а ему не верят: штоб шатун отпустил?! Ну не верите, говорит мужик, дак сходите посмотрите, следы-то, чай, остались. Сходили, и верно: вот мужик шел, а вот ведмедь, рядом.

— Это что же за медведь такой умный? — удивился Денисов.

— А ты думаешь, они дурнее нас с тобой? Да иной хошь кому сто очков вперед даст! Помнишь, я тебе про Маркела Наконечного говорил? Вот уж кто ведмедей-то знал! Дак он и не сумлевался: они все понимают. С вогулами знался Маркел-то, он и жену у них взял, сам-то Василисой ее звал, а на деле никакая она не Василиса была, а звалась по-ихнему, по-вогульски; дак эти самые вогулы говорили, что ведмедь, дескать, и мысли твои отгадать может, а не то што речь.

— Чудеса в решете! — сказал Денисов.

— Может, и чудеса, а только вогулы говорили, што раньше ведмедь был человеком, потому все и понимает. Ты когда-нибудь ободранного ведмедя видел? Нет? То-то же. А ты как-нибудь посмотри — чистый мужик, аж жуть берет. Я-то первый раз увидел, когда меня Маркел с вогулами на охоту взяли. До этого-то я соболевал, а тут Маркел пристал, как с ножом к горлу, пойдем да пойдем, тебе с твоей силой только на ведмедя и ходить, ну я и согласился. Схожу, думаю, посмотрю, глядишь, пригодится. Ну пошли, а мне Маркел по дороге и говорит: ты, парень, вслух ведмедя ведмедем не называй. Услышат вогулы — никакой охоты не будет, назад придется вертаться. А почему, спрашиваю, не называть? Обычай у них такой, отвечает Маркел. Боятся, што ведмедь услышит и убежит из берлоги. Ну раз такое дело, думаю, буду молчать. Пришли к берлоге, а вогулы достают из котомок мясо и начинают што-то по-своему талдычить. Чего это они, спрашиваю. А Маркел: ведмедя в гости приглашают, говорят, што не мясо его им нужно, мясо у них есть, а штоб он к ним в гости пришел. Чудно, думаю. Чего приглашать, выгонять из берлоги надо да стрелять. Зачем тогда приходили? Потом-то так и вышло, убили мы его, а когда в деревню привезли, дак, ей-богу, парень, спектакля началась. Вогулы-то на ведмедя шапку надели да пять раз выстрельнули — кобеля, значит, привезли, не матку, а сами все кричат: мы, мол, не хотели убивать, елка нас заставила.