Восточно-западная улица. Происхождение терминов геноцид и преступления против человечества - [140]
Дела не прекращаются, не прекращаются и преступления. Сегодня я работаю с делами о геноциде или преступлениях против человечества, ответчиками по которым являются Сербия, Хорватия, Ливия, Соединенные Штаты, Руанда, Аргентина, Чили, Израиль и Палестина, Великобритания, Саудовская Аравия и Йемен, Иран, Ирак и Сирия. По всему миру множатся обвинения в геноциде и преступлениях против человечества, пусть даже идеи, вдохновлявшие Лаутерпахта и Лемкина, осмысляются теперь во многом иначе.
Сложилась неформальная иерархия. В годы после Нюрнбергского процесса термин «геноцид» закрепился в политических кругах и публичном дискурсе в значении «преступление преступлений»{683}: защита групп вновь была поставлена выше защиты отдельного человека. Может быть, сказалось удачно выдуманное Лемкиным слово, но, как и опасался Лаутерпахт, началось соревнование среди жертв, и при этом преступление против человечества стало рассматриваться как меньшее из двух зол{684}. Этим непредвиденные последствия параллельных усилий Лаутерпахта и Лемкина не исчерпываются. Доказать сам факт геноцида сложно, и я своими глазами видел в различных процессах, что необходимость доказать намерение полностью или частично уничтожить группу, как того требует Конвенция о геноциде, вызывает прискорбный психологический эффект. Усиливается чувство солидарности между членами группы-жертвы и негативное отношение к группе-агрессору. Сосредоточенный на группах термин «геноцид» закрепляет разделение на «мы» и «они», фиксирует чувство групповой принадлежности и может невольно поспособствовать созданию той самой ситуации, которую концепция геноцида призвана предотвратить: поскольку одна группа противопоставляется другой, меньше остается надежды на примирение. Боюсь, что внедрение этого термина отрицательно сказалось на преследовании военных преступлений и преступлений против человечества: все пострадавшие стремятся получить звание именно жертвы геноцида и давят на прокуроров, требуя предъявить такое обвинение. Для некоторых маркировка «жертвы геноцида» превращается в «основной элемент национальной идентичности»{685}, и при этом мы не видим, чтобы исторические споры продвигались к разрешению или массовые убийства происходили не столь часто{686}.
Меня не удивляет, когда в передовице одной из крупнейших газет, посвященной столетию резни армян в Турции, высказывается мнение, что термин «геноцид» не так уж полезен, поскольку он «пробуждает национальный гнев, а не способствует беспощадному исследованию истории, в котором нуждается страна»{687}.
Но вопреки этим аргументам я вынужден признать, что само по себе чувство групповой принадлежности – факт. Еще в 1882 году социолог Людвиг Гумплович в книге «Борьба рас» (Der Rassenkampf) отмечал: «Каждый человек рождается в мир уже как член группы»{688}. Это мнение оказалось устойчивым. «Наша кровожадная природа не может быть изменена, – писал век спустя биолог Эдвард Уилсон, – поскольку борьба между группами была той главной движущей силой, что сделала нас теми, кто мы есть»{689}. По-видимому, фундаментальное свойство человеческой природы таково, что «люди чувствуют потребность принадлежать к группам и, присоединившись к какой-либо группе, превозносить ее над другими».
Отсюда проистекает серьезная проблема для нашей системы международного права. Эта система сталкивается с явным противоречием: с одной стороны, люди погибают потому, что принадлежат к определенной группе, с другой же стороны, признание этого факта на уровне закона повышает вероятность конфликта между группами, поскольку укрепляет чувство групповой принадлежности. Возможно, Леопольд Кор был прав, когда в том частном, но категоричном письме Лемкину предсказывал, что концепция геноцида в итоге усугубит те самые ситуации, которые Лемкин пытался смягчить.
А что сталось с главными героями этой истории?
После освобождения из Виттеля мисс Тилни некоторое время работала на американскую армию, затем вернулась в Париж, прожила там еще два года и уехала в Англию. В 1950-х годах она снова пустилась в миссионерский путь, на этот раз в Южную Африку, а в 1964 году эмигрировала в США. Ее жизнь завершилась в Коконат-Гроув, штат Майами, подле брата Фреда, бывшего бодибилдера и продавца шарлатанских средств. Мне говорили, что и Чарльз Атлас входил в число ее знакомых. Она умерла в 1974 году. В 2013 году я отправил собранный о мисс Тилни материал в Иерусалим, в музей «Яд ва-Шем», вместе с двумя свидетельствами: одно подписала моя мать, другое – Шула Троман. 29 сентября 2013 года мисс Тилни была признана Праведником народов мира.
Саша Кравец, спасенный мисс Тилни от депортации в Аушвиц, после освобождения из Виттеля эмигрировал в Соединенные Штаты. В 1946 году судно из Бремена доставило его в Нью-Йорк. Я не сумел найти никаких сведений о том, что было с ним в дальнейшем.
Эмиль Линденфельд остался в Вене. Последние два года войны он прятался у неевреев – родных и друзей – как «подводная лодка». В 1961 году он снова женился и умер в 1969 году в Вене, там и погребен.
Отто Вехтер после войны прятался, затем его принял Ватикан. В 1949 году он сыграл эпизодическую роль в фильме «Сила судьбы» (
