Восточней Востока - [3]

Но никуда не денешься: географически по отношению к Японии мы — действительно Запад.

Даже наш Дальний Восток — это Запад.

А если плыть из Японии дальше на Восток, то приплывешь в конце концов в Соединенные Штаты, в тот их район, который зовется… Дальним Западом.

Япония — это тот Восток, который восточней Востока, и тот Запад, который западней Запада. Хотя, между прочим, следуя мировой традиции, газеты называют здесь Ближним Востоком тот Восток, который отсюда черт знает как далеко, а Дальним — тот, который под боком.

Может быть, не стоило бы заводить эту игру в парадоксы, преподносимые нам шарообразной формой нашей планеты, если бы для Страны восходящего солнца они не имели определенного символического значения. «Западные» и «восточные» элементы причудливо, подчас парадоксально переплетаются в ее сегодняшней действительности. В связи с этим нелишне будет напомнить, что всего лишь сто с небольшим лет назад, после «революции Мэйдзи» 1868 года, пали стены многовековой изоляции, искусственно отделявшие Японию от остального мира.

«Не впускаются Европейцы в Японию, кроме одних только Голандцов. Торговое Индейское сего народа общество ежегодно посылает туда посольство благодарить японского императора за его к нему благодеяния. Да и сим одним только случаем пользуясь, странствователи могут увидеть страну света, столь же неприступную своим естественным положением, сколько строгостью ее законов…» — сообщает первая русская книга о Японии, вышедшая в Москве, «в университетской типографии у Н. Новикова, 1784 года». Книга эта была переводом одного из томов обширного компилятивного труда «История о странствиях вообще по всем краям земного круга сочинения господина Прево» — да, да, того самого знаменитого аббата Прево, написавшего некогда «Манон Леско»! Редчайшее издание это, с тех пор никогда не повторявшееся, попалось мне как-то во Владивостоке, в домашней библиотеке местного книголюба С. А. Иванова.

«Революцию Мэйдзи» называют, между прочим, еще и «реставрацией Мэйдзи», ибо политическим результатом ее был возврат императорам власти, узурпированной несколько веков назад феодальными военачальниками — сёгунами. «Революция» и «реставрация», понятия, казалось бы, противоположные по смыслу, в японской истории вдруг оказываются почти равнозначными.

И это далеко не последняя «маленькая неожиданность», с которой сталкивается здесь человек, привыкший мыслить лишь в определенной системе измерений. Неожиданности — разного масштаба, вплоть до самых маленьких мелочей. Иногда кажется, что какие-то вещи в Японии придуманы словно бы специально наперекор общепринятому: учебный год в школах начинается не в сентябре, а в апреле, большинство улиц в одиннадцатимиллионном Токио не имеют названий, а если бы я захотел записать на японский лад дату своего прибытия на токийский аэродром Ханэда, то получилось бы так: 44. 6. 15 — сорок четвертый год эры Сёва (с воцарением каждого нового императора начинается новая эра летосчисления), шестой месяц, пятнадцатый день. Пятнадцатое июня 1969 года.

В японскую столицу со стороны аэропорта Ханэда не въезжаешь, а, скорее, внедряешься, ввинчиваешься по исполинским лекалам «спидуэя». «Спидуэи» (они же «экспрессуэи», «хайуэи») появились в памятный год Токийской Олимпиады, и, надо сказать, проектировщики проявили большую изобретательность, пролагая их трассы сквозь плотную городскую застройку. В нескольких местах пригодились извилистые русла небольших речушек, пересекающих город, и несчастная их вода, давно уже, конечно, безжизненная, лишена теперь последней радости — отражать, хотя бы в меру своих скудных возможностей, задымленное небо столицы. Впрочем, этот элегический вздох — лишь мимоходом: от речушек уже много лет не было ни пользы, ни особой красоты, а у города-гиганта свои неотложные, требующие решения нужды.

Одной пагоде несколько столетий…

…другая выросла совсем недавно

на строительной площадке «ЭКСПО-70»

Автотрасса проложена на уровне третьих-четвертых этажей домов, людей нет — одни машины, и возникает какое-то странное и вместе с тем смутно знакомое ощущение. Ах, да, озаряет вдруг, нечто подобное испытываешь, оказавшись внутри гигантского заводского корпуса, машинного зала с его мостками, переходами, щитами управления. Точно: вон строят новый билдинг — словно блок небывалого компьютера монтируют!

Как-то в нашем журнале «Декоративное искусство» был напечатан рисунок, предвосхищавший образ города отдаленного будущего. Город походил на громадный механизм, в значительной мере состоящий из горизонтальных, вертикальных, диагональных труб. Фантастическое видение художника имело вполне реальное обоснование: функциональные связи человека в современном городе — места жительства и работы, места учебы, лечения, отдыха, различные официальные учреждения, наконец, всевозможные торговые точки — настолько многообразны, что представляется почти невозможным их идеальное решение в пределах одной плоскости. Токио делает определенные шаги в этом направлении: он не только поднял над головами жителей «хайуэи» на толстых бетонных ногах, он энергично копает землю под собой — уже есть залегающие на нескольких уровнях, ярко освещенные подземные торговые улицы, площади, гаражи.