Восставшие из праха - [15]

Лемурийцы!

Это имя давно исчезло из памяти человечества. Маги стерли его из своих книг, а потом люди уничтожили и магов. Только черные хаманы пытались иногда проникнуть в тайну лемурийцев, давно спящих в своих пещерных усыпальницах, давно стертых — как ошибочно полагали людишки! — с лица земли. Но слабый рассудок хаманов не всегда он расслышать великое имя, погребенное под завалами Времени.

Лемурийцы! Великий древний народ! До-человеческая раса, которой по праву должен принадлежать весь мир!..

Ярость душила Бракну. Ничего, скоро его одиночеству придет конец. С самого детства он был невероятно одинок. Это одиночество казалось роковым, непреодолимым. Он родился не таким, как его братья и сестры. У него были круглые глаза и маленькие круглые нечеловеческие уши. Мать приучила мальчика стыдиться своей внешности. В семье его дразнили уродом или, того хуже, выродком. Бракна стал носить длинные пышные волосы, скрывающие форму его ушной раковины, приучился щурить круглые глаза.

Ночами, особенно в полнолуние, он чувствовал странный зов. Когда этот зов становился особенно громким, он выходил из дома и часами бродил по пустынным ночным улицам. За эти ночные прогулки в семье жестоко бранили его.

Бракна не знал, хотя и догадывался, что после его рождения между отцом и матерью пролегла какая-то трещина. Отец ездил в Луксур и Птейон, спрашивал в храмах древние книги, где были записаны родословные самых именитых родов Стигии. Он искал корни своего происхождения. Вопроса о неверности матери отцу даже не стояло — мать Бракны, кроткая, смиренная женщина никогда и не помышляла ни о ком, кроме отца.

Из Птейона отец вернулся опечаленным. Он явно что-то выяснил. С тех пор Бракну больше не бранили. Мать жалела своего сынка, братья и сестры продолжали над ним издеваться.

Постепенно все сестры Бракны были выданы замуж подальше от Хадана —– в самом Хадане никто не взял бы их в жены из страха перед Бракной. Кому нужно потомство с круглыми глазами? Многие были уверены, что это — признак вырождения. Известно ведь, что древние аристократические роды часто вырождаются, поскольку именно в этих семьях распространены браки между родными братьями и сестрами.

Двух своих родных братьев Бракна уничтожил уже после смерти родителей. Одного он загрыз, когда тот спал, а затем отнес окровавленное тело в джунгли и представил дело так, словно юноша погиб от клыков дикого зверя.

Убийство сошло Бракне с рук.

Тогда он уничтожил и старшего брата. Ему он попросту перерезал горло, а тело сбросил на большой дороге.

Теперь Бракна был избавлен от всех своих родных. Он ездил в Птейон и читал те самые книги, что за двадцать лет до того читал его несчастный отец. Здесь и стала ему очевидна великая и страшная истина: в крови Бракны есть капля лемурийской крови. Та самая, что проявлялась лишь в одном потомке рода на десять поколений. Ни в ком из братьев и сестер сетмона она не проявилась.

Бракна скривил губы в презрении. Жалкие людишки! Но он, Бракна,— лемуриец.

Лемуриец.

И хотя бессмертный владыка называет его полукровкой, у Бракны душа лемурийца — и скоро придет тот благословенный день, когда Бракне выпадет счастье доказать это!

* * *

Увидев Рыжую Соню в плаще — более дешевой копии того роскошного одеяния, которое сехута Эратон изготовила для короля лемурийцев Аухара,— сетмон Бракна изменился в лице. Правда, всего лишь на миг бешенство исказило его обычно спокойные черты. Этого мига оказалось достаточно для Сони: она поняла, что ее догадка верна. Но для нилита Трарзы мгновенной гримасы неудовольствия, мелькнувшей на лице сетмона, было явно недостаточно. Встретившись с Соней глазами, нилит пожал плечами.

Соня поняла, что отныне она может полагаться лишь на саму себя — и отчасти на своего приятеля Азуги.

Однако Бракна был далеко не так спокоен, как это могло бы показаться на первый взгляд. На самом деле он кипел от бешенства. Сонина игра не осталась для него незамеченной: он прекрасно понял, что тайна его происхождения для Рыжей Сони больше не тайна.

Тем не менее он ничем больше себя не выдал. Дождавшись вечера, Бракна отправился прямиком к сехуте Эратон.

Та уже закрывала модную лавку, предвкушая ужин в обществе своей чернокожей рабыни, такой же болтливой, как ее хозяйка.

Однако чья-то тень, выросшая на пороге лавки, заставила сехуту Эратон повременить с закрытием.

— Добрый вечер,— затараторила она привычно.— Хоть час и поздний да и я устала, что и говорить, после целого дня работы, а любому посетителю буду рада. Обслужу, присоветую, что и как, подберу наилучшие ткани. Что угодно заказать? Сейчас в Офире шьют так, чтоб талия узкая-узкая, и у мужчин, и у женщин, а ведь всего три года назад офирская мода была — во! — Она показала на себе руками, обхватив свою объемную талию,— В три обхвата!

Тут сехута Эратон спохватилась: поздний гость стоял совершенно неподвижно и безмолвствовал. Стараясь скрыть смущение, хозяйка лавки добавила:

— Да что это я болтаю! Для чего я тут поставлена? Разве болтать? Что угодно сехуту?

Бракна молча шагнул вперед. Круглые глаза на его лице, постепенно становившемся нечеловеческим, медленно загорались дьявольским желтым огнем.