Agnus Dei, Qui tollis peccata mundi, dona eis requiem[1].
Дверь медленно повернулась на тугих петлях, луч фонаря прочертил на каменных плитах светлый треугольник. Где-то далеко за крепостной стеной раздался протяжный стон, переходящий в бессмысленный хохот. Спина мигом покрылась липким потом, хоть рассудок подсказал – это всего лишь крик ночной птицы.
Хохот оборвался. Только листья шелестят за спиной, да бьются в стекло фонаря обезумевшие мотыльки. Треугольник света на полу продолжает вытягиваться, достигнув витой ножки стола… носка элегантного ботфорта… свисающих с подлокотника кресла четок… складок бархата на рукаве… тускло блеснувшего позолотой эфеса шпаги…
Снаружи снова расхохотался филин.
Густой предутренний туман гасил эхо. Стук копыт по булыжнику двора, звон сбруи и лошадиное фырканье, такие привычные днем, сейчас казались чуть ли не зловещими, как выглядела призрачной показавшаяся в тумане фигура закутанного в плащ всадника. Впрочем, чем ближе он подъезжал к воротам, тем явственнее обретал плоть. Властным жестом он приказал поднять решетку, и привратникам не пришло в голову задавать вопросы. Цепи с лязгом стали наматываться на ворот, и решетка поползла вверх. Конь послушно ступил под арку. Несколько шагов, и туман снова скрыл его и изящно державшегося в седле всадника.
Оба привратника, наверное, запомнили эту сцену на всю жизнь. Сначала им пришлось во всех подробностях рассказать о произошедшем начальнику гарнизона, потом – сенешалю, а теперь их внимательно слушал Гаррет, сводный брат и правая рука барона Донована. Ох, не пришлось бы перед самим бароном все это пересказывать… Не то чтобы сэр Уильям отличался особо крутым нравом или чрезмерной строгостью, просто уж очень переполошил весь замок внезапный отъезд одного из гостей, а в таких случаях чем незаметнее слуга, тем меньше с него спросят.
– Так, значит, он не говорил с вами? – Гаррет слегка нахмурился.
– Нет, господин, ни единого слова не сказал. Только рукой так вот махнул… чтобы, стало быть, открыли ему. – Привратник неуклюже повторил виденный жест.
– И вы открыли. – Гаррет еще больше нахмурился. – Что за конь под ним был?
– Из конюшни сэра Уильяма.
Словно в ответ на эти слова, приоткрылась дверь, и на пороге показался один из стражников.
– Господин, я только что от сэра Уильяма, – обратился он к Гаррету. – За рвом поймали коня из баронской конюшни. Наверное, того самого.
– И что с ним? – живо повернулся к пришедшему Гаррет.
– Да ничего. Пасся себе…
– Я имею в виду сбрую.
– В полном порядке. Словно всадник спешился и… – стражник замялся и докончил: – И непонятно, куда делся. Сэр Уильям приказал весь лес обыскивать.
Большая стрекоза зависла над водой, ловя блестящими крылышками солнечные блики. Носились среди листьев кувшинок юркие водомерки, между уходящими в темную глубину стеблями мелькали рыбешки. Из-под рассохшихся деревянных мостков, зацепившись за столб, стелился по воде длинный светлый лоскут.
Девушка, полоскавшая белье, свесилась и ухватила мокрую ткань.
– Смотри-ка, Аби, это ж у тебя уплыло! – повернулась она к подружке на другой край мостков.
– И ничего у меня не уплывало, – отозвалась та. – Сама, наверное, и уронила.
– У меня не было такого.
Девушка потянула из воды лоскут, но он не поддавался, видимо, зацепился за что-то под мостками.
– Это вообще не наше, – с сомнением проговорила подошедшая подруга. – Брось ты это, Кэйт.
Не слушая, Кэйт дернула сильнее, и на поверхности воды показался небольшой – с корзину для белья, а то и меньше – перемотанный веревками тюк.
– Ох… что это?
– Не надо!
– Ты чего, боишься? Ну ты и трусиха, Аби!
Кэйт передернула плечами и, взяв палку, которой они подцепляли корзины с бельем, ткнула в туго свернутую ткань. Из-под грубого холста, которым сверху был замотан сверток, появился край более тонкой светлой ткани с размытыми бурыми пятнами.
– Знаешь, Кэйт, может, я и трусиха, но мне это не нравится. И я не хочу знать, что там внутри.
– Думаешь, это кровь? – враз севшим голосом проговорила Кэйт.
– Так ведь похоже на кровь… Не разматывай!
Аби предостерегающе схватила подругу за руку, но та и сама отдернула палку от вмиг ставшего страшным свертка.
– Что будем делать? Вытащим?
– Нет! Может, позвать кого…
– А если там… ну… что-то плохое? Мы же и виноваты будем.
– Знаешь… а пусть-ка он дальше плывет!
И девушки осторожно, чтобы не размотать ненароком ткань и не увидеть страшного содержимого, палкой стали подталкивать находку на середину ручья.
