Восстаньте из праха - [74]

Вскоре Коллоп заполучил второго новообращенного — Геринга. Вначале на речи миссионера немец отвечал только насмешками. Затем он снова пристрастился к Жвачке, и кошмары начали мучить его.

Две ночи подряд он метался на своем ложе, не давая спать Коллопу и Бартону криками и стонами. Вечером третьего дня он спросил Коллопа, может ли тот приобщить его к Церкви. Кроме того, он пожелал исповедаться. Коллоп должен узнать, что он, Геринг, сотворил на Земле и в этом мире.

Коллоп терпеливо выслушал эту смесь самовосхваления и самоуничижения. Затем он сказал:

— Мой друг, мне нет дела до того, кем вы были. Меня заботит одно — кто вы сейчас и каким станете в будущем. Я выслушал вашу исповедь только потому, что она облегчила вашу душу. Я вижу, что вы глубоко страдаете, что вы испытываете мучительное сожаление и печаль из-за всего содеянного вами — и, в то же время, вам доставляет удовольствие мысль о том могуществе, которого вы когда-то достигли. Многое из рассказанного вами мне непонятно, ведь я не знаком с вашей эпохой. Но это не имеет значения. Только сегодня и завтра важны для нас; только о будущем дне наши заботы.

Как показалось Бартону, миссионер не проявил интереса к прошлому Геринга потому, что не поверил истории о его земном величии и последующем падении. Здесь было так много самозванцев, что истинные герои и злодеи сильно обесценивались. Бартону посчастливилось встретить трех Иисусов Христосов, двух Авраамов, четырех королей Ричардов Львиное Сердце, шестерых Аттил, добрую дюжину Иуд (из которых только один умел изъясняться на арамейском), Джорджа Вашингтона, двух лордов Байронов, трех Джесси Джеймсов, невероятное количество Наполеонов, генерала Кастера (говорившего с грубым йоркширским акцентом), короля Чаку (почти не понимавшего зулусский язык), Финна Мак Кула (который не знал древнеирландского) и множество других исторических личностей, которые в равной степени могли или не могли быть теми, кем они себя объявили.

Кем бы ни был человек на Земле, здесь, в долине, ему приходилось заново утверждать себя. Это давалось нелегко — ведь условия жизни на берегах Реки резко отличались от земных. Люди, в прошлом великие и славные, нередко подвергались здесь унижениям и поэтому старались скрыть свои истинные имена.

Коллоп благословлял унижение. Сначала — унижение, затем — смирение, часто повторял он. А потом приходит главное — человечность.

И Геринг угодил в одну из ловушек Великого Проекта[4], как называл его Бартон. Сеть Церкви накрыла его, потому что чрезмерное увлечение чем угодно — наркотиками, властью или религией — являлось сутью его натуры. Понимая, что Жвачка вызывает к свету самые мрачные образы из темной пропасти подсознания, что его личности, разуму грозит полный распад, Геринг продолжал использовать ее — в том количестве, которое ухитрялся раздобыть. Время от времени новое воскрешение дарило ему здоровое тело и он принимал решение отказаться от наркотика. Но проходило несколько недель — он сдавался, уступал; и теперь ночи в маленькой хижине оглашались жуткими криками: «Герман Геринг, я тебя ненавижу!»

— Если это будет продолжаться, — сказал Бартон Коллопу, — он сойдет с ума. И либо покончит с собой, либо вынудит кого-нибудь сделать это. Но самоубийство не решит ничего — он не сможет убежать от себя. Скажите мне теперь откровенно, Коллоп, — разве это — не ад?

— Скорее — чистилище, — ответил Коллоп. — Чистилище — ад, в котором есть место надежде.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Миновало два месяца. Бартон отмечал уходящие дни, делая кремневым ножом зарубки на сосновой палке. Наступил четырнадцатый день седьмого месяца 5 года после Воскрешения. Бартон старался аккуратно вести счет дней, что оказалось нелегко. В долине Реки время не имело большого значения. Угол между осью планеты и эклиптикой составлял девяносто градусов, поэтому здесь отсутствовала смена времен года. Звезды, небесный хронометр Земли, тут настолько теснились друг к другу, что было невозможно выделить отдельное созвездие или светило. Многочисленные и яркие, они заполняли ночное небо, и даже свет солнца в полдень не мог затмить самых крупных из них. Подобно призракам, не желающим отступать перед сиянием дня, они парили в теплом воздухе долины.

Тем не менее, человек нуждался во времени, как рыба — в воде. И если бы понятие о времени было утеряно, он снова придумал бы его. Итак, по календарю Бартона, наступило 14 июля 5 года.

Но Коллоп, подобно многим, отсчитывал время от даты своей смерти на Земле. Сейчас для него шел 1667 год. Он не верил, что легенду о его возлюбленном Иисусе можно сдать в утиль. Нет, скорее всего, эта Река была рекой Иордан, а ее долина — Долиной Теней. Он соглашался, что посмертное существование оказалось совсем не таким, как он его представлял. Ну, что ж, люди попали в место во многих отношениях еще более грандиозное, чем они были вправе ожидать. И это служило доказательством непреходящей любви Бога к своим творениям. Он дал всем людям — даже тем, кто не заслуживал такого дара, — еще один шанс. Если этот мир и не являлся Новым Иерусалимом, он был местом, предназначенным для возведения величественного Града Господнего. И его кирпичи — любовь к Богу и смертным, любовь ко всем людям — должны быть отформованы и обожжены в этой печи и в этой мастерской — на планете гигантской Реки.