Воспоминания японского дипломата - [98]

Кабинет Тодзё

Впрочем, на деле независимость правительства и высшего командования была односторонней. В то время как правительство не имело полномочий вмешиваться в оперативную деятельность военных, на практике оно не могло принимать решения даже по безусловно входившим в его компетенцию невоенным вопросам без согласования с высшим командованием, и со временем степень вмешательства военных в государственные дела стала весьма значительной. После "Маньчжурского инцидента" 1931 года, когда работа правительства существенно осложнилась, сложился обычай определять общие направления государственной политики на Совещаниях пяти министров, в которых принимали участие премьер, военный министр, министр военно-морского флота, министр иностранных дел и министр финансов. Когда разразился "Китайский инцидент" и война в Китае стала принимать все более серьезный характер, а вмешательство военных в политические дела становилось все более и более очевидным.

Совещания пяти министров продемонстрировали своё несоответствие задаче выработки единой государственной политики. Поэтому в 1940 году принц и в то время премьер Коноэ организовал Совет по межведомственным связям, который, по его замыслу, должен был обеспечивать достижение такого единства посредством "дискуссий за круглым столом” между высшими представителями правительства и военного командования. Учреждение такого института явилось уступкой со стороны правительства, которое таким образом открыто признало прямое вмешательство военных в выработку государственной политики. Степень такого вмешательства после создания Совета еще более возросла. Положение Японии к тому времени стало настолько тяжелым, что все важные политические вопросы приходилось рассматривать в плане их соотношения с войной. Мнение военных, естественно, обретало все большую весомость, и орган такого рода становился незаменимым.

С течением времени господство мнений военных стало оказывать серьезное парализующее влияние на действия правительства. Развитие концепции тотальной войны усилило тенденцию к вторжению военных в политические вопросы. Данные о военной мощи были окутаны завесой секретности, и ни государственные финансовые учреждения, ни парламент не удостаивались чести получать какие-либо касающиеся их разъяснения. Во имя тотальной войны не только промышленность, но и сфера культуры подвергались давлению военных. В середине тридцатых годов было вновь введено прежнее положение (отмененное в период действия партийных кабинетов после первой мировой войны), согласно которому члены Кабинета — министры родов войск должны были назначаться из числа офицеров действительной службы, после чего армия и ВМФ, получили возможность отклонять кандидатуры или распоряжаться об отзыве соответствующих министров и тем самым диктовать состав и смену кабинетов. Они стали хвастливо называть себя "движущей силой нации" и распространять свое вмешательство на сферу дипломатии. Такое вмешательство было очевидно в связи с "Маньчжурским инцидентом", "Китайским инцидентом", заключением Трехстороннего союза и многими другими случаями, когда умерить амбиции военных оказывалось совершенно невозможным. Более того, поскольку "Маньчжурский инцидент" в то время представлялся прибыльным предприятием, у некоторых офицеров появилось ощущение, что они преуспеют, когда бы им решительно ни двинуться к своим целям. Находились и поддакивавшие военным представители гражданских кругов. Такая позиция нанесла немалый вред будущему Японии.

Ярким примером вмешательства военных в дипломатические дела служат события в период японо-американских переговоров. Продвижение на юг Французского Индокитая, которое вело к краху переговоров, было спланировано военными. По мере того, как в соответствии с июльским и сентябрьским решениями совещания у императора наращивались военные приготовления и активизировались усилия по их завершению, военные принялись культивировать в себе непоколебимую уверенность в победе и, как показывали цитаты из мемуаров Коноэ, —настаивать на прекращении переговоров и скорейшем принятии решения о войне. После того, как США ввели нефтяное эмбарго, лихорадочную активность в вопросе о необходимости быстрого принятия решения о войне, если дипломатия не сулит никаких надежд, стало проявлять командование ВМФ. Военные постоянно противодействовали смягчению выдвигавшихся нами на переговорах условий и таким образом всячески препятствовали их успешному завершению.

Масштабы тирании власти военных нетрудно уяснить из того факта, что накануне Тихоокеанской войны такие фундаментальные данные, как общий тоннаж военных кораблей Японии, не говоря уж о месте дислокации гигантских линкоров "Ямато” и "Мусаси” или о плане нападения на Перл-Харбор, были бдительно скрыты от членов гражданского Кабинета. Более того, как поведал мне генерал Тодзё в тюрьме Сугамо, только на МВТДВ он впервые услышал о том, что японские силы, которые осуществили нападение на Перл-Харбор, были сосредоточены в заливе Хитокаппу 10 ноября и взяли курс на Гавайи утром 26-го! Высшее командование не разглашало своих секретов даже полному генералу, который занимал посты премьера и военного министра. Можно легко представить, как оно обращалось с остальными министрами.