Воспоминания японского дипломата - [24]
Советско-японский пакт о нейтралитете или ненападении обсуждался, с перерывами, на протяжении десяти лет, но по разным причинам обсуждения эти не давали никаких плодов. Господин Того давно считал заключение такого пакта sine qua поп прочной дружбы между Россией и Японией. В своей “Внешней политике” он посвятил много страниц рассмотрению всех ”за” и "против” в этом вопросе и пришел к выводу, что "пакт о ненападении следует заключить как можно скорее”. Теперь он был твердо уверен в том, что необходимо воспользоваться периодом взлета дружеских чувств, который наступил после мирного урегулирования Номонханского инцидента, для начала переговоров об этом пакте. Однако сначала предстояло убедить в желательности такого шага правительство Японии. В 1939 году сделать это было все еще трудно, но после неоднократных настойчивых обращений он получил добро на инициативу, и в конце года начались переговоры. Проект пакта о нейтралитете был подготовлен, подписание откладывалось только ввиду неудач с одновременным завершением подготовки торгового соглашения, но именно в это время, в конце августа 1940 года, господин Того был отозван на родину.
За два года, проведенные в Москве, ему в значительной степени удалось реализовать свою политику по установлению дружественных отношений с Советским Союзом, которую он разработал еще в 1933 году и главные положения которой предусматривали рационализацию порядка использования рыболовных прав в водах к северу от Японии, соглашение о методике установления границ между Маньчжоу-го и Монголией и заключение пакта о нейтралитете. Признаком достигнутого им сдвига в отношениях явилось выступление наркома иностранных дел Молотова на прощальном банкете, который он дал в честь посла перед его отъездом в Японию. Поднимая тост за господина Того, Молотов сказал: ”3а многие годы своей работы на государственных должностях я еще не встречал человека, который столь серьезно и столь откровенно, как господин Того, отстаивал бы то, в правильности чего он убежден. Я уважаю господина Того не только как выдающегося дипломата и государственного деятеля, но и как человека”.
Если отношения с Советским Союзом становились все более дружественными, то отношения с демократическими странами Запада погружались в бездну. Причина была все та же — Китай. Образование Маньчжоу-го и последующее установление там японской экономической монополии в нарушение принципа "открытых дверей” вызвало трения между Японией и державами, чье предпринимательство вытеснялось оттуда. Особенно серьезные осложнения возникли с главным проповедником указанного принципа — Соединенными Штатами. "Китайский инцидент" еще более обострил разногласия.
Он возник вскоре после сформирования Кабинета принца Коноэ[61], который, благодаря аристократическому происхождению и отсутствию связей с военными, производил впечатление либерала или, по крайней мере, умеренного, но собрал в своем правительстве на удивление большую группу реакционеров. Это правительство снова, как и его предшественники в 1931 году, на словах выступало за локализацию сражений и необострение инцидента, и это самое необострение снова не соответствовало желаниям или возможностям армии. По мере распространения японской оккупации Китая, — от северных провинций до Шанхая и долины Янцзы, до Кантона и южных провинций, до Хайнаня и малых островов в Южно-Китайском море, "открытые двери" громко захлопывались, исчезали равные коммерческие возможности и страна быстро превращалась в экономического сателлита Японии. Торговое и прочее предпринимательство иностранных государств неуклонно ущемлялось и, в конце концов, оказалось перед лицом полного искоренения, а в ответ на беспрестанные дипломатические демарши с протестом против нарушения Договора девяти держав и японской монополизации доступа к Китаю звучало только одно объяснение: дескать, создавшиеся условия являются неизбежными в ходе войны, и единственный способ покончить с ними — прекращение помощи Китаю, которая лишь затягивает войну.
