Воспоминания военного министра УНР генерала Грекова - [21]

Между тем, по всему левобережью большевики все сильнее и сильнее теснили украинские войска, так что пришлось на Полтавское и курское направление выдвинуть уже части Сичевого корпуса, несмотря на все их нежеланмие оставлять Киев. Боеспособность галичан оказалась чрезвычайно невысокой, а руководство фронта ниже всякой критики, так как перешедший из шефов чрезвычайки в начальники штаба Коновальца Чайковский абсолютно ничего не понимал в руководстве боевыми операциями, а единственный офицер генерального штаба в корпусе пор. Отмарштейн, бывшей русской службы, конечно, один ничего сделать не мог. По моей личной просьбе в помощь начальнику штаба Чайковскому согласился вступить в штаб близко известный мне на войне полк. Матвеенко, чрезвычайно дельный офицер генерального штаба, но он дольше недели не мог выдержать всего происходившего там сумбура и ушел.

Большевики тем временем были уже в нескольких переходах от Киева — и со стороны Полтавы, и со стороны курска. Приходилось начать эвакуацию столицы, каковая поручена была подполковнику Жуковскому, бывшему военному министру при центральной раде, и была выполнена им крайне добросовестно. В конце января 1919 года директория и правительство перехали в Винницу, Петлюра был в Жмеринке, а 2-го февраля и Сичевой корпус очистил Киев и перешел штабом в Казатин, фронтом на линию Фастов — Белая Церковь —Черкасы. Удержать их на более близкой к Киеву линии оказалось совершенно невозможным. Большевики вошли в Киев через несколько дней безо всякого боя.

Потеряв в первый же месяц своего правления всю левобережную Украину, директория решила во что бы то ни стало добиться помощи французов и вернуть под свою власть утраченные территории. Не знаю, каким образом, но ей удалось добиться согласия французского командования на выезд полк. Фрейдберга на станцию Бирзула для переговоров со специальной ее миссией. Миссия эта составлена была из гг. Остапенко (с-р), Бачинского (с-р_ и Мазепы (с-д). К ней добавлен был я в качестве военного эксперта без прав члена миссии и барон Штейнгель в качестве переводчика. Все общество в ночь с 4-го на 5-е февраля выехало специальным поездом на Бирзулу.

5-го февраля состоялась встреча миссии с полк. Френдбергом. Не быв членом миссии, я не знаю наверное, какие задачи и инструкции она имела от директории, но я мог наблюдать, что руководитель ее Остапенко держал все время чрезвычайно миролюбивый и доброжелательный тон и добивался официального признания французскими властями директории и вступления их с ней в прямые дипломатические отношения для организации совместной борьбы против большевиков, намекая на целый ряд уступок, начиная с одесского порта. Полк. Фрейндберг, явно умышленно подчеркивая резкость своих выражений, заявил, что сначала надо выгнать из директории, как собаку (chasser, cjmme un chier) большевика Винниченко, а затем уже можно будет говорить о признании ее кем бы то ни было. Это было особенно характерно после того, как в двадцатых числах января Винниченко отправил в Одессу с неким Пшонником 5 миллионов романовских рублей для передачи их будто бы через жену ген. Матвеева полковнику Фрейндбергу, чтобы привлечь его симпатии к директории и ее голове. Мне этот факт достоверно известен потому, что Пшонник, знавший меня по Раздельной (он был железнодороэным служащим Одесской железной дороги), первоначально обратился со своим предложением ко мне, но был направлен мной к колове директории по некомпетентности моей в финансовых вопросах, и в результате переговоров с ним министру финансов Мартосу приказано было немедленно привезти в генерал-губернаторский дом 5 миллионов романовских рублей “новыми бумажками”, и они были вручены Пшоннику, которого Винниченко видел в первый раз в жизни. По моим сведениям, он вскоре вместе с Матвеевым выехал за границу.

Винниченко, видимо, и сам мало рассчитывал на успех миссии Остапенко, так как параллельно с ней организовал еще одну миссию — Мазуренко — к большевикам с предложением им в случае признания ими директории совместных действий с ними (и ряда территориальных уступок) против французов. Большевики, однако, своих боевых операций не останавливали ни на минуту.

В конечном своем итоге это обстоятельство и бирзульские переговоры привели к уходу Винниченко. Как человек осторожный, он совершенно не прочь был своевременно уехать подальше от опасных и беспокойных мест, а здесь подворачивался случай облечься в красивую тогу жертвы идеи, и, несмотря на уговоры партий, частью стоявших за “ориентацию Украины на собственные силы”, как тогда все время говорилось, частью за ориентацию на большевиков, Винниченко к великой радости Петлюры вышел из директории и уехал за границу — защищать там украинскую идею, для каковой задачи получил весьма крупную денежную сумму из государственной казны.

В этот же период уговоров Вынниченко не уходить из директории члены правительства от партии с-д во главе с Чеховским начали все более и более настойчиво пропагандировать идею соглашения с большевиками. Чеховский ухитрился даже построить основания для этого соглашения на требованиях христианской религии и идеализировал большевиков, как истинно книжный человек. Большинство партии с-р и самостийники оказались против этого соглашения, и Чеховский вышел в отставку. Новый кабинет было поручено составить остапенко. Он определенно стоял за соглашение с французами и требовал от директории полномочий в этом направлении. Кроме того, считая меня почему-то за ptrsona grata в одесских французских кругах, он потребовал, чтобы Петлюра устранился от фактического руководства войсками и чтобы самостоятельное командование ими принял я в звании наказного атамана. Военным министром намечен был командир северо-западного фронта Шаповал. Так как большевики были уже на правом берегу, директория шла на все эксперименты — и с французами, и с Мазуренко.