Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии - [32]

Хотя в Вильно и существовали склады, где хранилось все нужное для армии, неразбериха была такая, что организовать раздачу не представлялось возможным, только Гвардия получила пайки. Что же касается военных диспозиций, то их просто не было. Да и по правде говоря, зачем они нужны? Защитить Вильно невозможно, а оставить —   значит нарушить приказ Императора. В этой экстраординарной ситуации, король Неаполя не сделал ничего —   ни для обороны, ни для отступления. Однако генерал Луазон продолжал защищать подходы к городу. В конце концов, мне удалось найти квартиру маршала Нея, и узнал от него, что 2-й и 3-й корпуса находились в пригороде, в монастыре, называемом Смоленским[77]. Естественно, я пошел туда настолько быстро, насколько мне позволяла заполненность улиц. Противник, слабо сдерживаемый генералом Луазоном, приближался, слышались звуки пушечных выстрелов, а ворота монастыря ломились под массой беглецов. Некоторые из них были ранены копьями, и, несмотря на риск быть раздавленными, стремились пройти. С невероятным трудом мне удалось войти в пригород. И хотя 3-й корпус находился в монастыре со вчерашнего вечера, бригадные офицеры и генералы уже покинули его, и я обнаружил только сержанта и еще десятерых солдат моего полка, но они ничего не знали о местопребывании ни одного из этих офицеров. Трудно поверить, но этот момент подъехали два адъютанта генерала Хогендорпа —   губернатора Вильно —   с приказом 2-му и 3-му корпусам взять оружие и идти на поддержку генерала Луазона. Но они нашли лишь нескольких безоружных, полузамерзших и больных, ни одного офицера и ни одного генерала.

Весьма далекий от выполнения столь странного приказа, я направил сержанта и его команду в город, если противник захватит предместье. Я и сам вернулся —   в третий раз —   рискуя быть растоптанным. Грохот пушек нарастал и порождал новые тревоги. Ударили барабаны, маршал Лефевр и несколько старших офицеров ехали по городу с криком: «К оружию!», и несколько дивизий пошли к воротам монастыря. Но большая часть солдат, либо валявшихся на улице, либо спрятавшихся в домах, заявили, что «они уже не могут сражаться и останутся там, где они сейчас находятся». Жители, опасаясь грабежей, поспешили запереть свои дома и забаррикадировать двери. Только Старая Гвардия сохранила дисциплину —   они собрались на площади, и я присоединился к ним. Только к ночи все успокоилось. Стрельба прекратилась, а дивизия генерала Луазона осталась на окружавших город холмах.

Король Неаполя, опасаясь казаков, ночь провел в Ковно, и с рассветом был готов продолжать путь. Я же вернулся к маршалу Нею, от которого получил приказ идти. 3-й корпус возобновил свой марш на следующее утро, в шесть часов, под командованием генерала Маршана. Маршал Ней, до последнего момента старавшийся сохранить остатки армии, снова возглавил арьергард —   она состояла из баварцев 6-го корпуса и дивизии генерала Луазона.

После долгих поисков меня нашел офицер моего полка и повел меня к корпусу, с которым двое суток я был таким необычным образом разлучен. Все же верно, что весьма небезопасно во время войны оставлять свой пост, даже во имя благой цели и с разрешения начальства. Офицеры 4-го полка, как и остальная часть армии, спокойно провели день в своих квартирах, не обращая внимания на общую тревогу и приближение противника. От начальника нашего главного полкового склада в Нанси прибыл капитан и привез одежду. Часть ее была роздана присутствовавшим здесь солдатам и офицерам, а оставшуюся, за неимением повозки, я намеревался продать еврею, поэтому я попросил доставившего вещи офицера остаться до отъезда арьергарда, и затем заключить сделку. Напуганный сложившимся положением, он после нескольких вялых возражений, которые я отмел сразу, не рискнул нарушить данные ему приказам и покинул город даже раньше нас. Он навсегда утратил мое хорошее о нем мнение, но я обязан отдать дань уважения его памяти и добавлю, что он встретил свою смерть на поле боя. Король Неаполя вместе со Старой Гвардией вышел в четыре часа утра. Остальные подразделения следовали друг за другом. Маршал Мортье, случайно узнав об этом отъезде, со своей Молодой Гвардией без всякого приказа тронулся в путь. Мы покинули Вильно с генералом Маршаном в шесть, а спустя несколько часов его покинул маршал Ней. И сразу же после него появился русский авангард —   продуктовые склады, склады оружия и прочие хранилища, попали в руки врага, а также несколько генералов и офицеров, и 20 000 человек —   почти все больные и раненые… Эти бедняги собрали все свои силы, чтобы попасть в Вильно, полагая, что там они найдут покой. Но как только арьергард ушел, евреи, улучив момент, принялись резать и грабить всех, кто попадался им под руку. Уцелевшие либо умерли в госпиталях, либо были увезены в Россию. Вот так был потерян город, так блестяще захваченный в начале кампании.

До моста через Неман в Ковно оставалось еще двадцать шесть лье, и нельзя было терять ни минуты, а то, что мы провели в Вильно целый день, дало русским большое преимущество. Мы стучались во все двери и просили хлеба. Ту еду, что мы нашли, мы израсходовали сразу, мы не сделали никаких запасов, нам нечего было везти, даже если бы имели средства передвижения. Таким образом, одни и те же бедствия, описанные ранее, продолжали преследовать нас, а мы были так истощены, что у нас не было никаких надежд на выживание.