Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии - [29]

Шрифт
Интервал


Глава VII. От Березины до Вильно

Первые дни нашего марша. — Невозможность сформировать арьергард. — Остатки 3-го корпуса воссоединяются с армией. — Отъезд императора. — Страшный мороз. — Армия прибывает в Вильно.

Вот такой был переход через Березину, и планы русских были сорваны, но плачевное состояние армии делало наше дальнейшее сопротивление все труднее и труднее. 2-й и 9-й корпуса, сделавшие все, чтобы обеспечить наш переход, выглядели теперь весьма плохо, и стало очевидно, что спасение армии впредь будет зависеть от скорости ее отступления. Этот самый печальный этап отступления, таким образом, стал лишь иллюстрацией процесса постоянного распада армии, однообразным военным маневром. Еще теплилась надежда собрать всю армию в Вильно, защищаемую свежими войсками, но поскольку мы находились в пятидесяти четырех лье от этого города, откуда главная дорога ведет на Молодечно, мы отправились в этом направлении.

28-го, после отражения атаки Чичагова, Наполеон, оставив Березину, двинулся в Зембин, сопровождаемый Гвардией, 1-м, 4-м и 5-м корпусами. Утром 29-го, свое отступление начали 2-й и 9-й корпуса —   они пошли за 3-м. Дорога в Зембин, как и многие другие в этой стране, построена из дерева, через болота и притоки Березины проложены длинные мосты. Таким образом, природа сделала наш марш болезненным и утомительным, поскольку болота замерзли лишь частично. Вся колонна была вынуждена идти очень плотно и по очень узкой дороге. Но мы утешались мыслью, что если противник не имел намерения сильно защищать Минскую дорогу и сконцентрировать больше внимания на вильненском направлении —   если будет сожжен один из этих мостов, он неизбежно застрянет вместе с нами в этих болотах. После прохождения одного из узких участков 3-й корпус остановился, чтобы восстановить свою колонну. Здесь я стал свидетелем невероятной сцены —   офицеры всех рангов, рядовые солдаты, слуги, лишившиеся лошадей кавалеристы, раненые и искалеченные, шли мимо меня, превратившись в однородную массу почти неотличимых друг от друга людей. Каждый из них рассказывал о том, как он чудесным образом избежал смерти у Березины и радовался, что сумел спастись, отказавшись от всего, что имел.

Я видел одного умирающего итальянского офицера. Его несли двое солдат, и жена шла рядом с ними. Тронутый ее горем и той ласковой заботой, которой она одарила своего мужа, я пригласил ее к своему костру. Она любила его и, ослепленная любовью, не понимала всей тщетности своих усилий. Ее муж умер, но до тех пор, пока она не убедилась, что это правда, она продолжала окликать его, и, потеряв сознание, упала на его бездыханное тело. Таковы были печальные сцены, которые мы видели ежедневно, стоило нам на минутку остановиться, не говоря уже о яростных драках между солдатами за кусок конины или горсть муки, поскольку, чтобы выжить, необходимо было иметь силы, чтобы отнять еду у того, у кого она имелась, или обокрасть, пока тот спал. Именно в этот день я узнал о смерти г-на Альфреда де Нуайе, адъютанта князя Невшательского[68]. Он был убит накануне вечером недалеко от герцога де Реджио. До этого момента я не потерял никого из моих друзей, и для меня это было страшным горем. Маршал Ней утешал меня, сказав, что, по-видимому, просто пришла очередь моего друга, и что, в конце концов, все-таки лучше, что нам выпало оплакивать его смерть, чем ему нашу. В подобных случаях он всегда был холоден и безразличен. Однажды я услышал, как он ответил несчастному раненому солдату, который умолял его, чтобы тот приказал унести его с поля боя. «Что вы хотите, чтобы я сделал? Вы на войне», — и пошел дальше. Он не был ни суровым, ни жестоким, просто война ожесточила его. Он был одержим идеей, что каждый солдат должен умереть на поле боя —   такова его солдатская судьба, и мы видели, что он не ценил своей собственной жизни больше, чем жизни других людей.

3-й корпус прибыл в Зембин 29-го, а в Камень[69] 30-го. Но едва мы выступили в путь, как герцог Беллунский заявил, что он больше не в состоянии исполнять обязанности командующего арьергардом. Он даже попытался обойти нас, и оставить 3-й корпус открытым для атак русского авангарда, что вызвало острую дискуссию между ним и маршала Неем. Пришлось прибегнуть к помощи Наполеона, который приказал герцог Беллунскому[70] продолжать быть в арьергарде и прикрывать отступление. Но опыт прошлого вселял мало уверенности в 9-м корпусе, и маршал Ней удалил все, что осталось от 3-го корпуса с опасного участка. Там было лишь несколько офицеров и полковых орлов. Тех, кто, еще был в состоянии стрелять, собрали в отряд г-на Делашо —   капитана 4-го полка (впоследствии он стал командиром 29-го). Их насчитывалась едва ли сотня, и их задачей стало сопровождать маршала. Оставшиеся под командой генерала Ледрю, покинули Камень в полночь, чтобы присоединиться к Наполеону, и далее идти под охраной Императорской Гвардии. Надо было поторапливаться, поскольку штаб опережал нас на сутки, а потому идти ускоренным шагом. Два дня и три ночи мы шли почти без остановок, и только когда от усталости нам потребовалось хоть немного отдохнуть, мы заночевали в каком-то сарае, поставив нескольких вооруженных людей для охраны наших полковых орлов.


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.