Воспоминания - [70]
В Лондоне в то время проживал ряд русских профессоров. Каждый из них въехал в страну по особому разрешению. Англия не была склонна принимать русских беженцев и русских студентов вовсе не пропускала. Встретил я там А. Н. Крылова, знаменитого русского кораблестроителя. Мы с ним были давно знакомы. Встречались и в Путейском Институте и в Морском Министерстве. В Лондоне он был по большевистским делам, но об этих делах он, видимо, говорить не хотел и мы с ним скоро расстались.
В Лондоне я мог испытать мои познания в английском языке. Читал я английские книги без затруднения. Мог и сказать нужную фразу, но понять, что говорил мне англичанин, я не мог. Чтобы привыкнуть к английскому произношению, я решил посещать лекции в Британском Музее и прослушал там курс по египетской культуре. Вспоминаю нашего лектора, очевидно, знатока в своей области. Костюм его был очень старым, а рукава глаженой рубашки совсем растрепались.
Очевидно, людям интеллигентных профессий жилось тогда в Англии не легко.
В сентябре должно было состояться годовое собрание Британской Ассоциации для Развития Науки. В этом году собрание должно было быть в Эдинбурге. Я знал, что на такие собрания съезжаются представители естественных и математических наук со всей Англии и что там делаются доклады о главнейших успехах науки в различных областях за истекший год и решил поехать в Эдинбург.
Членов конгресса поселили в студенческих общежитиях, свободных в летнее время. Питались мы в студенческих столовых. Меня поразили размеры студенческих комнат. Моя комната была меньше чем, например, студенческие комнаты общежития Путейского Института. Видимо шотландцы народ экономный. Там я узнал о большой разнице в составе студенчества собственно Англии и Шотландии. В такие университеты, как Кембриджский и Оксфордский, шли почти исключительно дети привилегированных сословий. Состав студенчества шотландских университетов был более демократичный.
В первый же вечер ко мне зашел молодой русский физик Капица, ученик Иоффе по Петербургскому Политехникуму. О России он не смог мне рассказать ничего нового, так как уехал оттуда примерно тогда же, как и я. В Англию его послало большевистское правительство по рекомендации Иоффе и он работал в лаборатории Рузерфорда в Кембридже. Он много рассказывал о своей жизни в Кембридже. Большевистское правительство снабжало его довольно щедро деньгами и он ни в чем необходимом не нуждался. Смог даже купить мотоциклет и начал делать на нем эксперименты. Хотел установить предельную скорость, которой можно им достигнуть. Эти эксперименты кончились для него плохо. Однажды при большой скорости на повороте мотоциклет сорвался и Капица оказался в канаве. Удар был сильный, но руки и ноги остались целы. Сильно было поранено лицо и грудь. Кто‑то подобрал Капицу и доставил его в больницу, где ему пришлось пролежать больше недели.
Капица рассказывал, что ему было скучно ожидать полного заживления ранений и он, еще с повязками на голове, отправился в лабораторию. Там его появление произвело большой эффект. Товарищи поочередно заходили в его комнату, распрашивали о случившемся и высказывали пожелания скорой окончательной поправки. В заключение явился сам Рузерфорд, осмотрел забинтованную голову и молча ушел. Этим Капица получил в лаборатории некоторую известность.
Нужно сказать, что за несколько дней, проведенных в Эдинбургском студенческом общежитии, Капица тоже приобрел популярность. Вечерами, когда публика собиралась в гостиной, он развлекал общество своими фокусами и экспериментами. Он отличался большой решительностью и когда по ходу дела в его эксперименте требовался сотрудник, он мог без церемонии потащить за рукав какого‑нибудь известного ученого и начать объяснять ему, что нужно делать. Чопорные и церемонные англичане теряли свою строгость и полностью подчинялись решительным действиям Капицы.
Мой английский язык оказался недостаточным для понимания докладов и после нескольких попыток в первые дни я посещение докладов оставил и занялся осмотром города и загородными экскурсиями. Город мне очень понравился — это самый красивый город в Англии. Гуляя по Эдинбургским улицам, я набрел на здание Королевского Общества. Наружная дверь была не заперта. Я вошел и мог пройти, нигде никого не встретив. Осмотрел зал заседаний с торжественными кожаными креслами. Побывал в читальной зале. Решил, что помещения держат открытыми во время Конгресса, чтобы приезжие ученые могли осматривать помещения этого знаменитого научного общества.
С экскурсией отправился осматривать Фортский мост. По описаниям знал это замечательное сооружение — теперь мог посмотреть на него в натуре. С другой экскурсией осматривал замки в окрестностях Эдинбурга. Вспоминал Вальтер Скотта. На родине вряд ли его читают, а в России в 1959-ом году издали полное собрание его сочинений в количестве полумиллиона экземпляров.
По окончании Конгресса возвратился в Лондон, а оттуда в Германию, где в городе Иена должен был состояться Конгресс Общества Немецких Естествоиспытателей. Именно это Общество послужило прообразом для подобных обществ в других странах. В Англии об этом забыли и при праздновании столетия существования Британской Ассоциации для Развития Науки говорилось о том, как, по примеру Англии, другие страны организовали подобные общества. Пришлось письмом в журнал «Натюр» напомнить всю историю, как в 1828 году Кембриджский профессор Чарльс Бабедж посетил Берлин, побывал на Конгрессе Общества Немецких Естествоиспытателей и, вернувшись домой, занялся организацией подобного общества в Англии.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.