Воспоминания - [66]

Шрифт
Интервал

Мы долго стояли около станции Буча. Возле нашего поезда стоял разбитый товарный вагон с американскими консервами и какой‑то предприимчивый человек уже торговал ими. Было ясно, что до Варшавы мы скоро не доедем и нужно запасаться съестными припасами. Я купил жестянку с 20 фунтами сала, оно очень пригодилось в дальнейшем путешествии и остатки его мы довезли до Югославии.

Наконец поезд опять тронулся, но, увы, ненадолго. Мы остановились в Бородянке, на пятидесятой версте от Киева. В паровозе не было воды. Водонапорная башня была разрушена — нужно было брать воду из соседних колодцев. Пассажиры образовали непрерывную цепь от паровоза к колодцу, появились ведра, которые наполнялись У колодца, а потом передавались из рук в руки и доходили до паровоза. Работать пришлось долго, но нужный запас воды собрали.

Двинулись только утром, но ехали опять недолго. Остановились у моста через реку Тетерев и тут выяснилось, почему мы так медленно подвигаемся — на мост было сделано нападение большевистской конницей и он был подорван. Теперь его починяли и надо было ждать. Мы там простояли три дня. Погода все время была прекрасная. Мы собрали в лесу сухих веток для костра, на котором можно было вскипятить воду. В деревне купили хлеб. У нас было сало и чай — мы не голодали и все время проводили на свежем воздухе.

На четвертый день двинулись дальше. Всю ночь ехали без остановки и утром мы были в Ужгороде. Нам объявили, что поезд прослоит несколько часов и мы можем пойти в город. Чувствовалось, что мы уже за пределами действий большевистской конницы. Опасность миновала, кругом текла мирная жизнь. Мы отправились на базар, купили там хлеба и опять вернулись к своему поезду, где занялись изготовлением чая. Дальше поезд пошел с большей скоростью и утром мы были в Сарнах. Тут нам объявили, что имеются две возможности — или продолжать путешествие в прежнем поезде, или пересесть в поезд, идущий на Ровно, а из Ровно охать уже нормальным пассажирским поездом в Варшаву. У нас вещей было немного, пересадки нас не затрудняли и мы выбрали вторую возможность, чтобы скорее приехать в Варшаву. К вечеру мы уже были в Ровно. Тут выяснилось, что наш поезд на Варшаву идет только на следующий день. Нужно было ночевать на вокзале. В зале не оказалось никакой мебели и мы расположились на полу. Но тут появился «ученик» и вызвался нам помочь устроиться удобнее. Решили, что я останусь с вещами на вокзале, а семья отправится на ночевку в город. Вернувшись утром, дети с восторгом рассказывали каким ужином их угостили: были крутые яйца, а к чаю белый хлеб. О таких вкусных вещах они в Киеве давно забыли.

В пять часов дня пришел наш поезд. Мы поместились в вагоне, второго класса — опять для детей давно забытая роскошь — мягкие диваны. Пассажиров было мало, можно было удобно расположиться и хорошо выспаться. Утром мы были в Варшаве. На вокзале извозчиков не было, но были носильщики с тележками. Мы сложили на тележку наши вещи и пошли за носильщиком через весь город на Венский вокзал. Сдав там вещи на хранение, я отправился к украинскому посланнику с просьбой найти в какой‑нибудь гостинице две свободные комнаты. При помощи посольских служащих, комнаты нашлись и мы опять были устроены.

От посла я узнал, что мой брат вернулся из командировки. Получил его адрес и направился к нему. Мы не виделись почти три года — было о чем поговорить. Я тогда уже заметил, что брату нездоровится, а на другое утро его товарищи уведомили меня, что доктор нашел у брата скарлатину и что его отправили в больницу. Скарлатина в зрелом возрасте очень опасна и я решил не спешить с отъездом из Варшавы и выждать, пока выяснится ход болезни.

В Варшаве, как я уже говорил, нашлось немало знакомых инженеров. Были и некоторые товарищи по выпуску, были и молодые инженеры — мои ученики поляки. Уговаривали не ехать в Югославию, а оставаться в Варшаве и устраиваться в Варшавском Политехникуме. Но я с этим не соглашался — поляки имели своих хороших специалистов по сопротивлению материалов и мне, русскому, становиться им поперек дороги не следовало. В Югославии своих специалистов не было, я никому не мешал. Впоследствии профессуру по сопротивлению материалов в Варшаве занял Губер, переводчик моего курса сопротивления материалов на польский язык, а лабораторией ведал Куровский, мой бывший сотрудник по Петербургскому Электротехническому Институту. Таким образом, установилась некоторая связь между мною и Варшавским Политехникумом. До второй мировой войны я много раз посещал этот Институт.

Положение брата начало улучшаться и через неделю мне позволили с ним повидаться. В комнату входить не разрешили, но позволили только подойти к окну его комнаты и поговорить с ним несколько минут. Я с ним распростился. В следующий раз мы встретились только через восемь лет.

Перед отъездом из Варшавы ко мне зашел чиновник из Министерства Путей Сообщения и принес даровые билеты первого класса для всей семьи. Не знаю по чьему распоряжению это было сделано. До границы мы удобно проехали в отдельном купэ, а дальше пересели в вагон третьего класса. Вечером приехали в Вену на Северный вокзал. Эти места мне были хорошо знакомы по прежним поездкам заграницу.


Рекомендуем почитать
1947. Год, в который все началось

«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.


Слово о сыновьях

«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.


Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танцы со смертью

Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)


Высшая мера наказания

Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.