Воспоминания - [64]
Покончив с моей работой и распрощавшись с знакомыми, я в конце апреля отправился в Загреб. Тут сразу начались затруднения с квартирой. Специальный квартирный отдел городского управления распоряжался всеми комнатами в гостиницах. Приезжающие отправлялись прямо с вокзала в этот отдел и там получали разрешение на определенную комнату. Разрешение было действительно только на три дня, а дальше нужно было опять идти в квартирный отдел за новым разрешением. Переменив за неделю три гостиницы, я положительно устал от этих перемещений и решил обратиться за помощью к ректору. Он знал о квартирных трудностях в Загребе и предоставил мне временно устроиться в отведенном, мне служебном кабинете. Это была хорошо обставленная комната с мягким диваном и я, естественно, воспользовался предложением ректора.
Опять началась спокойная жизнь и я мог приняться за работу. Прежде всего, конечно, нужно было приняться за изучение языка. Я решил начать эту работу с чтения хорватской газеты. Язык был близок к русскому и церковно-славянскому, на котором велось богослужение в русских церквах. Зная эти два языка, смог без особых трудностей понимать газетные статьи. Но от умения разбираться в прочитанном и до умения разговаривать — дистанция большого размера.
Говорить правильно на языке близком к родному особенно трудно.
Занялся также восстановлением письменной связи с знакомыми мне профессорами в Западной Европе. Вспоминаю случай с известным английским специалистом теории упругости — Лов. Он впоследствие мне много помогал в опубликовании моих работ в английских журналах. Я решил послать ему из Загреба красивую открытку, изображавшую развалины старинной крепостной стены. Под картинкой имелась хорватская подпись, которая в переводе на русский язык значила «У стены». Через несколько дней получился ответ Лова. На конверте кроме моего имени и названия города, вместо городского адреса, стояли только два хорватских слова, означавших «У стены». Как с таким адресом письмо до меня дошло, осталось мне неизвестным.
Переселение семьи
Мои спокойные занятия в Загребе длились только несколько дней. 15 мая прочел в хорватской газете, что польская армия начала наступление на Украину и уже заняла город Киев. Это было как раз то, о чем я мечтал. Надо было действовать. От ректора я получил удостоверение, что состою профессором в Политехникуме. Хорватские власти дали разрешение на обратный въезд и австрийский консул поставил визу на моем русском паспорте. Стоявшая там английская виза производила везде на консулов благоприятное впечатление. Через три дня я уже мог начать мое путешествие в Киев. До Вены путь был прост, а о дальнейшем придется думать позже.
Поезда ходили исправно и за сутки я был в Вене. Здесь, прежде всего, повидался с бывшим профессором Киевского Политехникума Ганецким. Он был связан с украинцами и я надеялся от него узнать, не могу ли я получить какое‑либо содействие от Украинской Директории, которая, по моим сведениям, пребывала в Вене. Чтобы переговорить с членами Директории, Ганецкий посоветовал отправиться вечером в цирк. Выяснилось, что члены Директории очень интересуются борьбой и вечера проводят в венском цирке, где выступают целый ряд известных борцов. Последовал совету Ганецкого и вечером, в первый и последний раз в моей жизни, смотрел борьбу, а потом беседовал с именитыми украинцами. В моем плане поехать в Киев они не могли оказать никакого содействия.
На следующий день я отправился в польское посольство. Посол принял меня очень любезно. Видимо заинтересовался моим делом и хотел помочь. Виза была выдана без всякой задержки. Так же легко была выдана чешская виза и я мог ехать в Варшаву. В Варшаве надеялся встретиться с моим братом, занимавшим тогда какой‑то министерский пост при Директории, но брат оказался в командировке. Отправился в украинское посольство. Посол решил мне помочь. Я ему передал все имевшиеся у меня документы и он пообещал добыть от военных властей разрешение на мой въезд в Киев. Оставалось ждать результатов хлопот посольства и тем временем можно было заняться осмотром Варшавы.
До войны много раз посещал этот город во время моих поездок в Западную Европу. За войну город не пострадал. Никаких боев ни в Варшаве, ни в ее окрестностях не происходило. Теперь я заметил, что исчез Русский Православный Собор, построенный во времена Александра Третьего. Цель этой постройки была явно политическая. Из таких же политических соображений польское правительство эту постройку уничтожило. На главной улице встретил ряд моих бывших товарищей по Институту Инженеров Путей Сообщения. До мировой войны в нашем Институте было много польских студентов. По окончании Института они обычно служили на русских железных дорогах. Теперь же, спасаясь от большевизма, эти люди переселились в независимую Польшу. Из разговоров узнал, что один из моих товарищей по выпуску занимает пост Министра Путей Сообщения. Мой сосед по чертежной — Пилсудский — оказался племянником Диктатора. В моем беженском положении не хотелось безпокоить этих важных особ.
Через несколько дней меня уведомили из украинского посольства, что все нужные для поездки в Киев документы получены. Решил ехать на следующее утро. Посольство прислало свой автомобиль. Сопровождавший его чиновник величал меня почему‑то паном посланником, привез меня на вокзал, усадил в отдельное купэ. Одним словом, меня провожали с почетом. Поезд шел неплохо. На следующее утро был в Ковеле, а через ночь, ранним утром, подъезжал к Киеву. Проезжал знакомые дачные места. Дачи стояли пустыми, видимо, горожане не решались выезжать на дачи.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.