Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - [85]
Я протянул ему руку. «Я объясню вам, — сказал он, — как окончательно вылечить ее. Ваша нога будет очень чувствительна к жаре и холоду, не выставляйте её на воздух; пусть она долгое время остаётся в том же положении, что и сейчас, но, когда появится клубника, соберите полную тарелку ягод, по крайней мере, два или три ливра, помните их, сделайте компресс и приложите его к своей ноге. Продолжайте делать эту процедуру в течение всего клубничного сезона, и она никогда не будет болеть». «Спасибо, доктор. А вам, мсье сапожник — 20 франков». «Не совсем так, — ответил он. — Только мои расходы, если вы не против». «Сколько?» — «10 франков». — «Как? Да вы, похоже, сговорились». «Хорошо, — сказали два моих товарища. — Давайте тогда выпьем ромового пунша». «Нет, — сказали они, — время дорого, нам пора возвращаться. Прощайте, храбрый француз».
Я последовал указаниям моего целителя и нога больше никогда не обеспокоила меня, и тем не менее, за клубнику мне пришлось выложить 20 франков.
Я отправился во дворец, чтобы получить распоряжения графа Монтиона. Там я встретил принца Евгения и принца Бертье. Граф Монтион сказал военному министру: «Я желаю, чтобы офицер обоза Контан стал моим мой адъютантом, а его место занял лейтенант Куанье, он энергичный человек. Мне нужно избавить армию от всех ненужных транспортных средств».
Министр тотчас назначил меня начальником обоза главного штаба — 28-го декабря 1812 года. Я больше не боялся быть отправленным на фронт. Несколько дней мы оставались в Кёнигсберге, собирая вместе остатки «Великой армии», от которой остался только небольшой корпус. Мы отправились маршем в Берлин, который тоже нужно было быстро покинуть с тем, чтобы отступить к Магдебургу. Там армия ненадолго остановилась. На Эльбе принц Евгений поставил армию на прекрасные позиции. Провизия подвозилась постоянно, он следил за всем и каждые три дня посещал аванпосты для наблюдения за неприятелем. Каждое утро в течение трех месяцев он приветствовал их восемью пушками, пятнадцатью или шестнадцатью тысячами пехоты и восемьюстами кавалеристами. Когда маленькая битва заканчивалась, он давал приказ к отступлению и всегда шел в арьергарде — он никогда не оставлял никого за собою. И всё-таки он всегда оставался приятным. Прекрасный солдат на поле чести. Он удерживал свою позицию три месяца, и не сдвинулся ни на шаг.
Я получил следующее письмо:
«МСЬЕ КУАНЬЕ,
Я посылаю вам приложенную к сему письму копию „Moniteur“, в которой содержатся предписанные Императором условия содержания экипажей в армии. Вице-король намерен сегодня же отдать приказ по этому вопросу, но в то же время вы должны уведомить тех лиц, которые не имеют права на пользование экипажем, что 15-го числа текущего месяца их кареты будут сожжены.
Дивизионный генерал, начальник Главного штаба,
ГРАФ МОНТИОН».
Я отправился к генералу и сказал ему: «Это строгий приказ, генерал». «Я намерен избавить армию от излишеств. Никто не может стать исключением! Я дам вам жандармов, и все экипажи, на которых не будет табличек, вы должны сжечь. Я обуздаю этих мародеров — я заберу всех украденных ими лошадей и отдам их в артиллерию». — «У вас есть власть поступить так, но для меня это будет очень тяжело». — «Я буду за вами. Пусть сами приходят и жалуются! Я приму их. Оставьте им их вьючных лошадей, а остальных отдайте в артиллерию. Идите! Принц надеется на вас».
Я получил приказ изготовить стальные таблички с гербами — для тех, кто имел право сохранить свои экипажи, их имена и титулы должны были быть выгравированы на них в соответствии с их положением на марше. Эти таблички стоили три франка. Сам вице-король не был исключением из этого правила. У меня едва хватало времени распределить таблички до начала выполнения приказа — кареты тех, у кого не было такой таблички, подлежали сожжению. Я сказал себе: «Я отлично проведу время, освобождая армию от всего ненужного».
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Генерал ежедневно выпускал новостные бюллетени из Парижа и из реорганизованной армии. Император сделал попытку воссоединиться с вице-королем, но у него ничего не вышло — русские и пруссаки опередили его своими форсированными маршами, а мы спокойно оставались в своем лагере. Они незамеченными обошли нас слева, настигли Императора и атаковали его. Сразу же после нападения, он принял меры по защите и в то же время отправил одного из своих адъютантов, чтобы тот как можно быстрее сообщил принцу Евгению, что его дела плохи. Последний атаковал их с фланга и заставил неприятеля вернуться на дорогу к Лутцену. Армия продолжала идти на Лейпциге, корпус маршала Нея шел в авангарде. 2-го мая состоялась знаменитая битва при Лутцене, успех которой обеспечили действия французской пехоты, а главное — доблесть нашего молодого пополнения, несмотря на полное отсутствие кавалерии. Как же отчаянно они сражались! Всех раненых под Лутценом с поля уносили молодыми людьми — юношами и девушками. По крайне мере, 30 семейных пар покинули город и вернулись обратно со своей жалкой ношей только для того, чтобы немедленно снова вернуться назад. Я видел это, и об этом нельзя не упомянуть — эти юноши заслуживают лавров, а девушки — короны.
