Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - [69]

Шрифт
Интервал

На следующий день прибыли четыре фургона: один для провизии, два для больших русских собак, и один для живых кабанов. С охотниками, псарями и егерями, не считая нашего адъютанта-майора, всего нас насчитывалось пятьдесят человек. Подойдя к логову диких кабанов, мы отпустили повозки и собрали вместе всех собак. С нами также был и хирург, готовый всегда помочь собаке, если она будет ранена в такой опасной сегодняшней охоте. «Прежде всего, — сказали охотники, — мы должны поесть, потом у нас на это времени не будет». Кроме того, были и лакеи с салфетками, чтобы прислуживать адъютанту-майору и хирургу.

Мы плотно перекусили и сразу же по окончании обеда отправились на поле битвы. И каждый лакей вел двух огромных и мощных собак.

Были подняты несколько кабанов, и шесть собак набросились на этих чудовищных монстров. Вскоре три кабана упали и уже не могли встать. Каждая из двух собак крепко взяла своего кабана за уши, и, не разжимая челюстей, так плотно прижалась к нему, что он и пошевелиться не мог. Затем, не дав им времени опомниться, гвардейцы заткнули кляпами их пасти. После этого их ноги связали стягивающей петлей, а псари и собаки снова продолжили охоту. Пленников погрузили в повозку — дверь в ее задней части открыли, путы с ног сняли, и потом запихнули в повозку всех этих кабанов.

В тот день мы захватили целое стадо — всего четырнадцать животных — и фургон полностью наполнился. От кабаньих клыков пострадали две собаки. После такой активной охоты нам очень хотелось есть. Император был в полном восторге. У него был заранее построенный — по пути из Парижа — загон, где можно было содержать живых зверей. Круглой формы, с высокими и прочными стенами. Повозку подкатили задней стороной к его дверце, и таким образом, эти злобные кабаны очутились в загоне. Охота продолжалась до поздней ночи. Мы живьем взяли пятьдесят кабанов и двух волков.

Внутри этого загона на вбитых в землю сваях был построен амфитеатр, а на нем установили столько кресел, чтобы на них мог разместиться весь двор. К центру загона вел пандус, он находился под красивым тентом. Чтобы никто не мог войти в него, выставили гвардию. Двор появился в два часа. Им нужно было подняться аж до вершин сосен, чтобы увидеть, как эти яростные существа кидаются на ограждение. Император стрелял первым. Но не в волков, их оставили напоследок, хотя они тоже пытались перепрыгнуть через ограду. Затем Император разрешил самым высокопоставленным своим придворным закончить игру, а кабанов отдали гвардейцам. У нас тоже состоялся прекрасный праздник, а себе Император оставил трех самых больших кабанов.

Потом он приказал своим гвардейцам определить общее количество оленей и возраст каждого из них, после чего сообщить ему об этом. Через два дня общее число оленей было установлено. Их возраст определяли по их следам. Накануне этой большой охоты он послал нескольких гвардейцев и псарей с их гончими, чтобы они выследили самого крупного оленя. Его убежище нашли по оставленным им следам. Гвардеец придерживал собаку, тем самым давая ей возможность запомнить запах предназначенного на завтра оленя. Собака на поводке медленно шла перед гвардейцем, и уже совсем недалеко от своей жертвы она приподняла свою переднюю лапу, словно намереваясь тотчас кинуться на свою добычу, но гвардеец удержал ее. Все это происходило совершенно бесшумно. Убежище оленя было найдено, о нем, как о месте общего сбора, было доложено Императору. Затем он отдал распоряжения касательно открытых колясок и лошадей. Все 52 собаки были разделены на четыре своры — по 13 в каждой — и была еще одна гончая — общий вожак всей своры. В каждой своре тоже была главная собака — она вела остальных двенадцать. Как только гончая начала преследовать оленя, эта собака тоже шла по его следу и никуда не отклонялась, а остальные двенадцать шли справа и слева.

Император приказал мсье Белькуру взять 24 человека (сержантов и капралов) и разместить их в трех предназначенных для экипажей местах. Перед началом охоты весь двор сел за накрытый на красиво посыпанной песком площадке стол, и после завершения банкета экипажи тронулись в путь. Все сели на лошадей, и охота на оленя началась. Император галопом помчался по его следам, за ним с заряженными ружьями скакали его слуги. Там он ждал, когда мимо него пройдет олень, и если он упускал его, он снова, как молния, летел дальше.

После выхода второй группы экипажей охота уже проходила довольно далеко от нас. Мы спокойно стояли на своих постах. Майор сказал мне: «Вам бы неплохо сейчас поупражняться с вашим голосом. Отдайте приказ построиться в каре поотделенно, и так, чтобы это было сделано как можно быстрее». Тогда я скомандовал: «Строиться в каре по 2-му отделению: 1-е отделение — по левому флангу и по одному направо! 3-е отделение — по правому флангу и по одному налево! 4-е — по левому флангу и по одному налево! Шире шаг! 2-е отделение — короче шаг!» Я допустил грубую ошибку, и майор сказал мне: «Вы слишком спешите, вы чересчур взволнованы. Прикажите каре развернуться, не торопитесь». Но ждавший оленя Император услышал меня, он не упустил моего промаха. Он выстрелил в оленя, после чего охотничьи рога протрубили общий сбор. Тотчас туда съехались все экипажи. Император, очень довольный, сошел с коня и стал рядом с великолепным оленем. Когда весь двор собрался, он позвал нас и спросил майора: «Кто тут подавал команды? Пришлите его ко мне, я хочу увидеть его».


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.