Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - [43]

Шрифт
Интервал

После того, как войска прошли пятнадцать лье, Император продолжил путь, мы должны были надеть свои ранцы и идти дальше уже в темноте. Мы не видели рядом с собой ни города, ни деревни. К счастью, нас ждали русские. Гренадеры Удино, маршал Ланн и Мюрат близко пообщались с ними, это дало нам немного времени, чтобы добраться до Линца — города, находящегося немного левее дороги на Вену. По ту сторону этого города — высокие горы, у подножия которых между скал протекает Дунай. Он так сжат ими, что буквально прорывается через них — бурный и быстрый. Там мы пробыли два дня. Сначала из Вены прибыли несколько принцев, а затем адъютант маршала Ланна, сообщивший, что русские потерпели поражение. На следующий день Император сразу пустил лошадь в галоп, он был угрюм. «Плохо дело, — говорили наши командиры, — он сердится».

Он приказал немедленно отправиться в Санкт-Пёльтен. Недалеко от него слева от дороги — высокие, покрытые лесом горы — здесь армия разбила лагерь. Оттуда мы пошли в Шёнбрунн — резиденцию Императора Австрии. Это великолепный дворец, окруженный полными дичи лесами, обрамленными высокой стеной. Здесь мы несколько дней отдыхали. Из Вены прибыли несколько карет. Это была попытка двора убедить Наполеона пощадить город. Разные армейские корпуса прибывали со всех сторон, маршал Мортье был очень утомлен и остался здесь на отдых. Император торопился — он приказал гвардии надеть парадные мундиры и, возглавив ее, проехал по улицам этого большого города под радостные крики горожан, безмерно счастливых от представившейся им возможности полюбоваться столь блестящей армией. Мы прошли город без остановок, и уже недалеко от предместья вошли в небольшую, скрывавшую нас рощу. Тут был большой и прекрасно сработанный деревянный мост, и мы спрашивали друг друга: «Как так получилось, что австрийцы позволили нам войти на этот мост и не взорвали его?» Наши офицеры ответили нам, что так вышло благодаря полководческому таланту принца Мюрата, маршала Ланна и смекалке офицеров-инженеров.

Мы ночевали в деревнях, совершенно уничтоженных страшным снежным сезоном. Император шел впереди — он проверил аванпосты, провел смотр армейского корпуса, а затем отправился в Брюнн, в Моравии,[50] где установил свою штаб-квартиру. Мы никак не могли догнать его — это был один из самых ужасных наших маршей, в течение которого нам нужно было преодолеть сорок лье, чтобы воссоединиться с ним. Мы прибыли туда на третий день, совершенно разбитые от усталости. Этот город прекрасен, и здесь у нас было время, чтобы хорошо отдохнуть. Мы были уже недалеко от Аустерлица. Каждый день, чтобы осмотреть местность, Император, прогуливался вдоль передовой линии нашей позиции и оставался очень довольным. Он был радостен и энергичен — многочисленные щепотки нюхательного табака наконец-то начали действовать (это всегда был верный признак, что он полностью удовлетворен), и, заложив руки за спину, он разговаривал со всеми, кого встречал на своем пути.

Мы получили приказ идти вперед, к Праценским высотам. Путь нам преградила река, но она так замерзла, что не являлась для нас серьезным препятствием. Мы расположились лагерем слева от дороги, на Праценских высотах, с гренадерами Удино по правую руку и кавалерией позади нас.

1-го декабря, в два часа, Наполеон со своими маршалами осматривал наш участок. Мы угощались айвовым вареньем, которого очень много нашли в находившейся неподалеку деревне, намазывали его на хлеб и ели эти бутерброды. Император засмеялся. «Ах, — сказал он, — я вижу, у вас есть варенье, сидите, сидите, не вставайте. Заложите новые кремни в ваши ружья, завтра утром они вам очень пригодятся».

Конные гренадеры раздобыли где-то около дюжины больших свиней, и как раз проходили мимо. Мы повскакивали с саблями наголо и отняли у них все двенадцать. Император расхохотался, а затем он поделил свиней — шесть нас и шесть конным гренадерам. В общем, пожертвовав капелькой хорошей крови, мы взамен получили много вкусной жареной свинины.

В тот вечер Император вышел из своей палатки, сел на лошадь и отправился с проверкой по нашим аванпостам. Смеркалось, и четверо конных гренадеров несли с собой четыре горящих факела. Это был сигнал к последовавшему затем очаровательному зрелищу — каждый гвардеец взял из казармы два пучка соломы. Взяв по одному пучку в каждую руку, солдаты поджигали их от уже пылавших соломенных пучков своих товарищей и все кричали: «Vive l’Empereur!» Весь корпус принял в этом участие, и я уверен, что всего горело около 200 000 факелов. Играла музыка и били барабаны. Русские, находясь более чем на 100 пье выше нас, могли видеть перед собой семь армейских корпусов и семь рядов ярких огней над ними.

Ранним утром следующего дня, под страхом сурового наказания, всем музыкантам было приказано находиться на своих постах. Это было 2-е декабря. Император отправился осмотреть свои аванпосты и позиции русской армии, затем он вернулся и занял позицию на плато, несколько выше того места, где он провел ночь. Нас и гренадеров Удино он выстроил в боевой порядок позади себя. Все его маршалы были рядом с ним, затем он отправил их по своим местам. Армия поднялась на это возвышение, чтобы потом как можно тише спуститься в долину, перейти реку и выйти к Праценским высотам, где ждали нас русские. Когда основные части прошли мимо, Император приказал нам последовать за ними. Нас было 25 000 веселых парней в высоких медвежьих шапках.


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.