Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - [44]

В полной готовности и с оружием наши батальоны вышли на тот берег, а потом, приблизившись к русским, сперва приветствовали их залповым ружейным огнем, а затем штыками, полностью сметя первую линию русской армии. Вопреки обычаю, Император приказал музыкантам находиться в центре каждого батальона. У нас был полный военный оркестр, возглавляемый старым и опытным солдатом — ему было не менее шестидесяти лет. Музыканты играли хорошо известную нам песенку:

«On va leur percer le flanc.»

А барабаны отвечали:

«Rantanplan tirelire en plan!

On va leur percer le flanc,

Que nous allons rire!»

Пока звучала эта песенка, барабанщики, возглавляемые опытным мсье Сено, так громко грянули к атаке, что на барабанах чуть кожа не полопалась. Барабанный бой и музыка слились в один ужасный рев, и этого оказалось совершенно достаточно, чтобы мы неистово рванулись вперед!

Первым ударом наши солдаты прорвали первую неприятельскую линию, и мы, следовавшие за ними — вторую. Мы прорвали центр их армии и овладели Праценом, но наше правое крыло понесло тяжелые потери. Мы видели, что они не могут так быстро подняться по такому крутому склону. Вся гвардия русского Императора была сосредоточена на этой высоте. Но, тем не менее, с правой стороны мы имели хорошую поддержку. Их кавалерия напала на батальон нашего 4-го, и все поле устлала трупами его солдат. Увидев это, Император приказал генералу Раппу атаковать. Рапп со своими конниками и мамлюками кинулся вперед и поддержал батальон, но русская гвардия заставила его отступить.

Император приказал нам остановиться и для начала послал вперед мамлюков и легкую кавалерию. Мамлюки были чудесными наездниками — они потрясающе сражались сидя на неистово несущихся вперед конях. Своими изогнутыми саблями они одним ударом могли отрубить голову неприятельского солдата, а своими острыми стременами — совершенно исполосовать его ноги. Один из них трижды возвращался к Императору, каждый раз принося еще одно захваченное им русское знамя. После третьего трофея Император хотел остановить его, но тот снова бросился в бой и больше не возвращался. Он нашел свое упокоение на этом бранном поле.

Легкая кавалерия была не хуже мамлюков, но им пришлось бороться с намного превосходящими их силами. Русская императорская гвардия состояла из гигантского роста людей, которые сражались невероятно отчаянно. После нескольких атак наша конница была отброшена назад. Тогда Император выпустил своих «черноконников», то есть конных гренадеров — ими командовал генерал Бессьер. Как молния они пронеслись мимо нас, и обрушились на врага. В течение четверти часа происходила отчаянная борьба, и эта четверть часа показалась нам вечностью. Сквозь густой дым и пыль нам ничего не было видно. Мы очень боялись, что наши товарищи погибнут в этой схватке. Мы медленно продвигались за ними, и если бы они были побеждены, то мы оказались бы следующими.

Несколько минут прошли в состоянии неопределенности, шел бой почти равных по силе противников, и никто не знал, кто из них победит. Но наши гренадеры одолели врага и вернулись к Императору. Окровавленный генерал Рапп привёл с собой принца. Нас быстро послали вперед, чтобы поддержать их, за ними стояла русская пехота, и мы полагали, что сразимся с ними, но они отступили в долину к озерам.

Поскольку все дороги были совершенно забиты людьми и военным снаряжением, им пришлось перейти через озеро слева от нас, и Император, увидев их растерянность, выдвинул вперед пушки и 2-й гренадерский полк. Наши артиллеристы быстро установили свои орудия, и в самую гущу шедших по льду русских посыпались ядра и гранаты, которые заставили их немедленно принять холодную ванну. Вся армия аплодировала, наш Наполеон отомстил за табакерку, это был полный разгром.

И вот в такой торжественный и важный момент у нас вдруг появился повод искренне и от души посмеяться. До смерти испуганный заяц, пытался убежать из этого места, и внезапно выскочил прямо к нам. Заметив его, мой капитан Ренар[51] бросился на него с саблей, но заяц увильнул. Мой капитан гнался за ним, и бедное животное едва успевало уходить от него, словно кролик, стараясь скрыться в своей норе. Мы, наблюдавшие за этой погоней, громко кричали: «Лиса не поймает зайца! Лиса не поймает зайца» И, разумеется, он не смог его догнать. Поэтому мы все смеялись над ним, и чем дальше, тем громче, потому что мой капитан был лучшим человеком в мире, которого уважали и любили все его солдаты. День закончился общим преследованием и захватом пушек, повозок и пленных. В ту ночь мы улеглись спать на том прекрасном месте, которое еще утром занимала русская гвардия, а Император внимательно следил, чтобы никто из раненых не был забыт. Чтобы найти их всех, нужно было пройти все место битвы — около двух лье, и потому каждый корпус выделил своих людей для исполнения этой печальной миссии.

Тем вечером мы отправились в одну из находившихся возле озер деревень за соломой и дровами. Идти нам нужно было быстро, и в темноте почти ничего не видели. Но наши мародеры нашли несколько ульев, и чтобы взять из них немного меда, подожгли огромный сарай. Пламя этого пожара дало достаточно света, чтобы мы смогли взять все, что нам было нужно для такой очень холодной ночи, и осветить нам обратный путь. Съестного я не нашел, но зато мне попался большой, сделанный из сосновых клепок бочонок. Потом я взял пуховую перину, запихнул ее в этот бочонок и попросил одного из моих товарищей помочь устроить его на моей спине. После этого я пошел вверх по косогору — проклятый бочонок непрерывно елозил по моей спине, но у меня все же хватило духу дойти до своего бивуака. Там я сбросил его на землю. И ко мне тотчас подошел мой капитан Ренар. Он попросил меня выделить ему немного места в моем бочонке. Я сразу же вернулся в деревню и принес еще соломы — сперва я уложил ее, а потом сверху накрыл периной. Затем мы влезли в наш бочонок, а ноги протянули к костру. Никто и никогда так комфортно не спал той ночью. Мой капитан сказал: «Я очень благодарен вам и никогда этого не забуду».