Воспоминания русского дипломата - [276]

Однако прошу иметь в виду, что я подчинился Вашим приказаниям только в вопросах оперативных, а в вопросах снабжения, будь то денежное довольствие или питание я считаю себя подчиненным генералу Деникину, по приказанию которого я имею честь быть комендантом Севастопольской крепости. Взамен миллиона, который был роздан офицерам и их семьям. находящимся ныне в нужде, без гроша и крова и для нужд самой эвакуации, – крепость располагает запасами и материалами на несколько сот миллионов.

Я хочу довести до Вашего сведения, что свидетельство недостатка доверия ко мне как высшему представителю армии, может быть истолковано, как оскорбление чести русской армии, как бы ни была она мала здесь под моим командованием».

В течение двух дней ответа на это письмо не последовало, несмотря на вторичное письмо генерала Субботина к полковнику Труссону, в котором он, разъясняя положение офицеров и их семей, просил отменить приказ о возврате денег, а также не задерживать эвакуации, отчего страдали неповинные женщины и дети и настаивал на разрешении судам выйти в море с грузами, потому что для разгрузки их не было рабочих.

Наконец 1 апреля было получено отношение полковника Труссона: «Разрешаю офицерам и служащим уезжать с деньгами, которые они получили. Только деньги, которые Вы смогли возвратить будут сданы Вами в банк под расписку. Во всяком случае – закон, который Вы применили для уплаты содержания вперед, может быть, отнесен лишь к людям, исполнявшим свой долг и уезжающим согласно приказанию. Между тем – многие офицеры Добровольческой армии получили вперед содержание несмотря на то, что они постыдно бежали перед неприятелем, покинув без боя товарищей, имущество, раненых и являя перед всеми самое гнусное зрелище. Я не предполагаю, чтобы закон мог быть применен к этим людям, и против этого-то злоупотребления я и хотел восстать.

Что сделано, то сделано, пусть покидают Севастополь немедленно, но способ, примененный здесь для опустошения Государственной казны, перед бегством будет доведен до сведения кого следует».

В высокой степени наглое рассуждение полковника Труссона о бежавших добровольцах не отвечало действительности и приведено им, по-видимому, лишь с целью оправдания своих поступков.

Полковнику Труссону докладывалось устно и письменно, что пособия выдавались только офицерам, живущим в Севастополе и бросавшим свое имущество. Если в период эвакуации в Севастополе и скопилось довольно значительное количество офицеров, то это были лица, прибывшие из различных пунктов Крымского побережья с предписаниями отправиться в Новороссийск и, во всяком случае, среди них не было позорно бежавших с полей сражения и бросавших раненых товарищей.

Это были те самые войска, которые через два месяца, свободные от чужого содействия, в две недели очистили весь Крым и левый берег Днепра!..

Что касается заключительной приписки, то к генералу Субботину она тоже не могла иметь отношения, так как деньги были взяты с ведома полковника Труссона и уезжать из Севастополя он не собирался.

Относясь так к обеспечению эвакуирующихся русских офицеров, французы 14 апреля явились на крейсер «Кагул» и забрали с собой хранившуюся там часть ценностей Государственного банка.

По поводу этого адмирал Саблин писал адмиралу Амету:

«Вчера 14 апреля, на крейсер “Кагул”, стоявший под Русским военным флагом, прибыли французский офицер и матрос, взяли часть ценностей Государственного банка, хранящихся там, и увезли их.

Все это было сделано без моего ведома.

Ценности на крейсер “Кагул” были погружены на законном основании.

Ни какого рода злоупотребления с моего ведома, не могут иметь места на судах и частях флота находящихся под моим командованием.

Для раскрытия каких-либо злоупотреблений я всегда пойду на встречу, происшествие же имевшее место вчера на крейсере “Кагул”, меня глубоко оскорбило.

Прошу Вас принять уверения в совершенном почтении и таковой же преданности Саблин».

Одновременно с работой по эвакуации войсковых частей и учреждений сухопутного ведомства, происходили подготовительные работы по эвакуации судов. Задача эта являлась наиболее сложной, так как весь Севастополь эвакуировался морем и от правильного и планомерного распределения транспортных и буксирных средств зависел ее успех.

Французскому командованию было своевременно сообщено, что собственных буксирных средств для эвакуации всех судов не хватит. Французы определенно обещали помочь и с этой целью почти все суда были выведены на рейд.

Однако в результате французское командование не только не оказало помощи, но, задерживая суда, пыталось отобрать наши последние буксиры, невзирая на то, что главные буксирные средства порта уже находились в их руках и нам не давались, несмотря на целый ряд просьб.

С целью упорядочения эвакуации, штабом адмирала Саблина был выработан определенный план, но провести его в жизнь так и не удалось. Французское командование захватывая и распоряжаясь русскими транспортами и буксирами, нарушило все расчеты и вносило путаницу. Своего же плана французы не дали, а все распоряжения их были вне связи одно с другим и нередко приказания адмирала Амета не согласовались с требованиями полковника Труссона.