Воспоминания русского дипломата - [274]

По настоянию французского командования, бригада лишилась всей своей материальной части и конского состава. Между Каролина-Бугас[276] и станцией Бугас, благодаря открытому противодействию французских начальников, было оставлено: 18 легких, четыре 48-линейных и четыре шестидюймовых орудий, шесть бронированных автомобилей, 10 грузовых и 25 легковых автомобилей, 40 походных кухонь, 600 парных повозок, 3000 лошадей, не считая при этом цейхгаузов с громадным количеством продовольствия, обмундирования, снаряжения и белья, брошенных в Одессе.

* * *

Части Вооруженных сил Юга России в Одесском районе в продолжении многих месяцев доблестно сражавшаяся бок о бок с союзниками против большевиков, в тяжелое время оставления Одессы и отхода в Румынию не только не получили никакой помощи со стороны французского командования, но, вынеся целый ряд оскорблений от французских начальников, исключительно вследствие распоряжений французского командования вынуждены были оставить почти всю материальную часть, лошадей и обоз, т[о] е[сть] все то, что составляло особенную ценность и было до крайности необходимо Вооруженным силам Юга России.

Часть 3: эвакуация Севастополя

С оставлением союзными войсками Херсона и Николаева, положение частей Вооруженных сил Юга России, действующих в трех северных уездах Таврии{242} и защищавших Крымский полуостров, становилось крайне тяжелым. На левом берегу Нижнего Днепра появились регулярные советские войска; бывшие ранее в этом районе многочисленные, но разрозненные грабительские банды начали принимать правильную организацию; украинские войска атамана Григорьева окончательно перешли на сторону большевиков.

Под давлением превосходных сил противника, слабые части Крымско-Азовской добровольческой армии принуждены были отходить на Крымский полуостров. Удержаться продолжительное время на перешейках не удалось. Под влиянием прорыва фронта у Перекопа и десанта противника произведенного на моторных лодках из Геническа, армия продолжала отходить вглубь полуострова в направлении на Керчь и удержалась лишь на Акманайской позиции, поддержанная судовой артиллерией русских и английских кораблей.

Непрочность положения на перешейках сознавалась как русским командованием, так и прибывшим 13 марта в Севастополь генералом Франше д’Эспере. Генерал Франше д’Эспере указал на необходимость продержаться на перешейках еще две недели, к концу которых обещал оказать помощь. Русские войска простояли более двух недель, но помощи от французов не видели…

В середине марта гарнизон Севастополя состоял из двух батальонов 175-го пехотного французского полка, одного батальона греков, двух батарей 242-го артиллерийского французского полка, небольшого количества вспомогательных французских войск и высаженного на берег экипажа севшего на мель французского линейного корабля «Мирабо».

Второй батальон греков находился в Симферополе, выдвинув одну роту в Таганаш, а другую к станции Джанкой.

Все упомянутые войска подчинялись командующему союзными войсками в Крыму – полковнику Труссону.

На рейде к этому времени находилась союзная эскадра в составе трех французских линейных кораблей: «Жан Бар», «Верньо» и «Мирабо»{243}, нескольких французских миноносцев, английского крейсера «Калипсо» и двух греческих миноносцев. Вся эскадра была подчинена командующему 2-й французской эскадрой адмиралу Амету, который вместе с тем являлся и политическим комиссаром Франции на Черном море.

С нетерпением ожидалось прибытие колониальных французских войск, которые, однако, несколько запоздали и высадились в Севастополе лишь в последних числах марта.

Противник численностью до 8–10 тысяч, войдя в Крым, большею частью войск продолжал наступление на Керчь, и те ничтожные силы, которые докатились до Севастополя, несомненно, могли быть уничтожены союзными войсками, уже находившимися в крепости, а с прибытием колониальных войск положение Севастополя, казалось бы, должно было сделаться совершенно прочным.

Однако высадившиеся 30 марта 2000 алжирцев, а 1 апреля столько же сенегальцев, из крепости никуда не выводились и никакой активности не проявили.

А между тем крепость эта имела чрезвычайное значение для Вооруженных сил Юга России, продолжая оставаться морской базой Черноморского флота и вмещая в себе громаднейшие запасы военного снабжения всякого рода.

В порту находились исправные русские суда, лишь частью нуждавшиеся в незначительном ремонте: 2 крейсера, 6 миноносцев, 7 посыльных судов, 3 подводных лодки; 2 канонерских лодки, 2 тральщика, 8 транспортов, 7 пароходов, 8 буксиров, 9 катеров. Кроме них были суда, нуждавшиеся в капитальном ремонте. Два миноносца, 2 посыльных судна, 6 подводных лодок, 1 канонерская лодка, 2 тральщика и 3 парохода.

Уже в 20-х числах марта положение Севастополя становилось тревожным. 21 марта полковник Труссон пригласил коменданта крепости генерала Субботина, его начальника штаба и начальников артиллерии и инженеров на совещание, на котором заявил, что на случай приближения большевиков, линия обороны крепости им намечается по линии исторических бастионов, за исключением северной стороны. На указание генерала Субботина о чрезвычайной важности именно северной стороны, питающей город водою, полковник Труссон заявил, что он это понимает, но по недостатку сил сделать ничего не может и надеется, что противник появившийся на северной стороне будет сметен судовой артиллерией. Одновременно полковник Труссон предложил генералам Субботину и Рербергу войти в Совет обороны. Об этом был отдан приказ, который однако остался мертвой буквой, так как Совет обороны не собирался ни разу. Несколько позже был выпущен второй приказ, в котором полковник Трусон объявил себя военным губернатором, а генерала Субботина – своим помощником.