Воспоминания русского дипломата - [122]

Епископ Досифей ничего не делал для внешнего эффекта. Он не увлекался политикой, которой отравлены были его соотечественники и которая делала политических деятелей из большинства сербских иерархов. Поэтому в политических кругах на него смотрели как на хорошего, но наивного человека, со снисходительным равнодушием.

У епископа Досифея жил митрополит Сербский Дмитрий, переехавший к нему с самого начала войны. Это был красивый представительный старик. В Нише он жил фактически не у дел. Впрочем, он председательствовал в комитете, ведавшем нуждами разоренных областей Сербии на пожертвования, получавшиеся главным образом из России. Я изредка заезжал за ним для прогулки по просьбе доброго Досифея. Митрополит был когда-то также епископом в Нише.

Однажды, когда мы с ним катались по перекрестным дорогам в окрестностях Ниша, он мне сказал, что этими дорогами сербы обязаны туркам. Более того, самый собор в Нише был построен в эпоху владычества турок благодаря знаменитому в свое время Митхад-паше. Он неоднократно побуждал жителей Ниша построить храм и стыдил их, что они не удосужились этого сделать. Когда увещания не помогли, он просто назначил, кто сколько должен дать, и таким образом собрал нужные деньги. Я познакомился в Нише с одним стариком, который в то время был еще мальчиком и состоял при паше. Он рассказывал, как паша ходил с ним по городу, стучал палкой в дом, вызывал хозяина и требовал денег на собор. О нем сохранилась добрая память в городе. Вообще удивительно, что от многовекового владычества турок у сербов не сохранилось какой-нибудь вражды к ним. Память о жестокостях быстро изглаживается, может быть, потому что жестокости не составляют отличительной особенности одних турок на Балканах. Между тем способ правления турок не был тяжел. Они не вмешивались в церковную жизнь и их главным образом интересовало получить деньги с подвластных. За все свое владычество турки не создали ничего своего, не оставили никаких следов своей культуры. Они жили каким-то вооруженным лагерем в Европе и поразительно бесследно исчезли. Те же турки, которые не выселились, всюду сделались верными подданными.

В турецкое время Ниш был довольно значительным городом и насчитывал до 80 000 жителей. При сербах он захудал и население его в мирное время не превышало 23 000 жителей. Турок оставалось немного и их можно было заметить только в праздник Рамазана, когда на верхушке минарета зажигалась иллюминация и они собирались в свою мечеть.

Глава VIII

В Нише не существовало и подобия светской жизни. Этому мешала обстановка маленького городишки, да и простота нравов сербов. Большие семьи ютились в двух-трех комнатах, жены министров сами ходили на рынок и возвращались иногда домой с поросенком в руках. Особенно накануне Рождества весь город прямо оглашался визгом поросят, ибо это было традиционное праздничное блюдо. На площади наискосок от нашего дома стоял гул от толпы. Масса подвод, запряженных волами, крестьянки в своих красивых нарядах, с цветами, приколотыми к платку на голове, и тут же солдаты, чиновники, офицеры и женщины всех состояний. Было странно видеть, например, старого полковника с поросенком в каждой руке, но, кроме иностранцев, этому никто не удивлялся.

Мое общество большей частью составляли товарищи по дипломатии. Французским посланником был Бопп. Я его знавал раньше секретарем посольства в Константинополе. Это был человек, проведший всю свою служебную карьеру на Востоке, особенно в Константинополе. Был он также генеральным консулом в Иерусалиме. Бопп был умный, образованный человек, много читавший. Он был убежденным католиком, очень интересовался вопросами религиозной политики. Он удивил меня однажды, сказав, что прочел по-русски «Книгу жития моего» Порфирия Успенского. Он был заядлым сербофилом и ненавидел болгар. Поэтому он всячески убеждал свое правительство не настаивать на требовании об уступке Македонии. Он очень томился в разлуке со своей семьей.

Бопп оказывал сильное влияние на английского посланника Де-Гра, который ежедневно бывал у него утром. Де-Гра был милейший человек, и мы с ним впоследствии очень сблизились. Он был старый холостяк, пожилой и не крепкого здоровья. Он был крайне приветливый, деликатный, всегда думавший о других. В общем, – добрейший человек – он в сущности мало понимал общее положение. Поэтому-то он и искал указаний у Боппа. Оба они были довольно робкие, боялись принимать какую-либо инициативу и не всегда решались настаивать на своем перед своими правительствами, и мне трудно было подвинуть их на какое-нибудь совместное представление нашим правительствам, когда мне это казалось нужным.

Итальянским посланником был барон Сквитти, которому было лет 60. Первое время, пока Италия еще не выступала, барон Сквитти жил крайне уединенно и видимо избегал общения с коллегами, вероятно чувствуя неловкость положения. Впоследствии мне пришлось с ним сблизиться. Это был умный и тонкий человек, с юмором, легким приятным скептицизмом и большим тактом. В Нише были еще бельгийский, румынский, греческий, черногорский и болгарский посланники.