Воспоминания русского дипломата - [102]

Все разногласия между Сербией и Болгарией коренились в том обстоятельстве, что результаты войны не отвечали предположениям, при коих заключался союзный договор. Приходилось делить все европейские провинции Турции, Болгария приобретала Фракию, а Сербии пришлось отступиться от Албанского побережья, ибо в вопросе этом Австрия и Италия были неуступчивы и дело грозило общеевропейской войной. Под воздействием России Сербия примирилась с этим, но тем крепче в ней укоренилась решимость удержать за собой македонские земли, в которых пролита была сербская кровь.

Неуступчивость эта, к сожалению, нашла потворство со стороны нашего посланника, покойного Н. Г. Гартвига. Всякий раз, как он получал из министерства предписания оказать умиротворяющее воздействие на сербов, он чисто формально выполнял поручение и отписывался в министерство. Убежденный сербофил, Гартвиг нередко с сербами критиковал свое министерство. На этом создалась крупная популярность его в Сербии. Человек увлекающийся, хотя и несомненно способный, Гартвиг исходил из верной идеи, которую, однако, преувеличивал и для успеха которой был не всегда разборчив на средства. Он с недоверием относился к болгарам, к их стремлению подчинить себе Балканы и, быть может, завладеть Константинополем. Считая увеличение Болгарии противоречащим интересам России, Гартвиг хотел создать ей противовес в лице Сербии. Постольку он отстаивал притязания сербов на македонские области и желание их получить границу, смежную с Грецией. Построение это, повторяю, было по существу верным, но Россия и сам Гартвиг потратили немало усилий на то, чтобы Сербия и Болгария заключили между собой договор. Обе стороны в этом договоре обязались подчинить верховному решению России все споры между собой. Непригоже было нам поощрять одну из сторон к неуважению этого договора. Это не только противоречило нашему достоинству и историческим традициям на Балканах, но в то же время было и не мудро, ибо обостряло вражду между теми, кого вам нужно было соединить, и отталкивало от нас Болгарию в объятия Австрии, которая только этого и ждала.

В силу этих соображений, когда мы полагали, что нам придется осуществить обязанности третейского судьи, предусмотренные сербо-болгарским договором, у нас сложилось решение твердо стоять на почве этого договора и внести поправки к отдельным частностям разграничения, лишь поскольку этого дозволял нам общий смысл договора, признававший наши верховные права арбитра. Сообразно с этим, мы думали несколько спрямить северную границу договорной линии в пользу Сербии и осуществить соединение Сербии с Грецией между Пресбанским и Охридским озерами. Таким образом, Болгарии отходила вся так называемая бесспорная зона, с весьма незначительными поправками.

Сербо-болгарские разногласия обострялись еще конфликтом между Болгарией и Грецией. Между этими общими государствами существовал только военный союз, но ничего не было договорено заранее о взаимном размежевании. Все попытки Венизелоса во время войны прийти к какому-нибудь соглашению встречали в Софии отпор. Болгары наперегонки с греками старались первыми войти в Салоники. Это им не удалось, и все-таки болгарская часть была оставлена в этом городе. В смежных пунктах военного занятия, в южной Македонии, между болгарами и греками проходили постоянные перестрелки, иногда даже сражения.

Результатом таких отношений явилось сближение между Грецией и Сербией. Обе стороны разработали соглашение военно-оборонительного и политического характера. Оно по-видимому не было подписано, но эта формальность могла быть выполнена в последнюю минуту.

Когда надежда на полюбовное соглашение между союзниками исчезла, мы заявили Сербии и Болгарии, что вступаем в права арбитра, но для выполнения их поставили предварительно следующие условия: 1) равномерная демобилизация, с доведением боевых частей до ¹/₃ или ¹/₄ их состава. Это требовалось нами как обеспечение того, что ни одна из сторон с оружием в руках не воспротивится осуществлению нашего радения и 2) одновременно с нашим арбитражем Болгария и Греция согласятся подвергнуть свои разногласия также решению третейского разбирательства, выбрав, кого хотят, судьями.

Предложение об одновременной демобилизации союзников было в свое время подсказано нам председателем болгарского Совета министров Гешовым, который просил, однако, сохранить в тайне свою инициативу. Гешова в конце кризиса заменил Данев. Этот последний был гораздо более несговорчив, и, кроме того, у него было, как говорится, семь пятниц на неделе. Он постоянно менял свои решения. На демобилизацию ее согласился, при условии, что во все опорные области будут введены болгарские гарнизоны, наряду с сербскими и греческими. При крайнем обострении отношений и постоянных стычках между пограничными отрядами союзников подобное предложение представлялось недобросовестным, и мы отказались его обсуждать. Видя, что из нашего предложения о демобилизации ничего не выходит, а время не терпит, мы заявили, что оставляем его до съезда балканских премьеров в Петрограде, куда настоятельно приглашали Данева и Пашича. Одновременно мы звали и Венизелоса, чтобы он мог сговориться с Даневым об арбитраже. Данев сначала поставил непременным условием своего приезда обязательство, чтобы мы в семидневный срок произнесли решение. Мы отклонили подобное притязание, добавив, однако, что болгары могут понять и поверить, что у нас нет ни малейшего желания затянуть хотя бы на лишний день решение. На это последовало заявление Данева, что его предложение было последним, и, так как оно не принято, то он прерывает переговоры. Пришедшему с этим заявлением болгарскому посланнику Бобчеву Сазонов сказал, что Болгария явно хочет вступить на путь братоубийственной войны.