Воспоминания петербургского старожила. Том 1 - [164]

Шрифт
Интервал

– А! это тот молоденький человек, отец которого вице-губернатором в Орле и о котором нас просил Михаил Михайлович Сперанский. Кстати, дружок, когда будете писать к вашему папá, то напишите ему, что я прошу его принять и обласкать как нельзя лучше назначенного в его палату асессором чиновника Малыгина, служившего шесть лет помощником моего личного секретаря. Очень хороший, очень хороший малый. Напишите ему от меня это, пожалуйста.

– Слушаю, ваше высокопревосходительство, – отвечал я, выучившийся уже в течение полугода всему курсу трудной науки чиновных титулований впопад и верно. А между тем, слыша данное мне тестем поручение, Бибиков сказал:

– Слушать ты, Б[урнаше]в, можешь поручение его высокопревосходительства, моего почтенного тестя, но писать об этом к отцу твоему нечего, потому что этот Малыгин уже с год почти как в Симбирске не асессором, а членом приказа общественного призрения. Батюшка, по молодости, часто путает.

– Очень может быть, очень может быть, – шамкал старик, который привстал и двинулся в столовую, опираясь на руку хромого Бакунина.

В это время, собираясь также идти в столовую и восклицая: «Ah! que c’est joli![1139]», Софья Сергеевна Бибикова обратилась к мужу с минкою милой bouderie[1140]:

– Comment ça se fait, qu’ayant parcouru la Suisse d’un bout à l’autre, nous n’avons pas vu cette magnifique montagne, que je viens d’admirer dans l’album du baron, nommé le mont Kasbek?[1141]

Бибиков нахмурился и принял злое выражение лица, заметив своими быстрыми, от которых ничто не скрывалось, глазами, что насмешливая улыбка заиграла на лице его сестры. Он, обратясь ко мне, спросил:

– Как давно ты из пансиона барона Шабо?

– Шесть месяцев с небольшим, ваше превосходительство.

– Так ты не совсем забыл географию?

– Вовсе даже не забыл, ваше превосходительство.

– Ладно. Ну скажи, для назидания моей жены, где Казбек.

Пришла мне какая-то шаловливая мысль поддержать очаровательную красавицу, жену моего начальника, и я сказал:

– В Швейцарии, ваше превосходительство.

– Ты хочешь смеяться, так я не смеюсь! – проговорил Бибиков, пожирая меня глазами и готовый, кажется, броситься на меня.

– Нисколько, ваше превосходительство, – объяснил я, – а точно в Швейцарии, только в азиатской, так как многие географы прозвали Кавказ азиатскою Швейцариею.

– Браво! браво! – воскликнул уже с веселым и ласковым лицом Бибиков. – Очень мило нашелся! И географическая правда не обижена, и ma chère femme[1142] выгорожена. Отлично!..

В столовой мы увидели нового персонажа, капитана Грознова, в мундире, при шпаге на бедре и шляпе в руке, который, стоя во фронте, кланялся всем как-то особенно странно и угловато; а увидев меня, вполголоса сказал:

– Бонжур, мусье парле франсе[1143].

– Bonjour, monsieur, qui ne parle pas français[1144], – отвечал я так же негромко, но смеясь, глядя на Бакунина; однако Бибиков услышал это и сказал Грознову:

– Жаль, ты, Степа, не понимаешь нисколько по-французски, а Б[урнаше]в теперь тебя отстряпал мастерски. Bonjour monsieur, qui ne parle pas français! Это уморительно. Ха! ха! ха!

Рассказывать à la Эжен Сю, этого писателя-гастронома, всю сервировку стола и весь меню обеда Дмитрия Гавриловича нелепо: эти описания оправдываются только каким-нибудь эксцентрицизмом в столе, тут же все было до крайности обыкновенно, хотя и довольно роскошно и весьма изящно, как это водится во всех благоустроенных достаточных домах, для которых все обыкновенно и которые ничем никому не любят бросать пыль в глаза.

– Mesdames et messieurs[1145], – сказал Бибиков, задевая салфетку между оливами брандебуров венгерки своей, – новый и молоденький, блондинный и розовый сегодняшний гость мой, сильно уже, как видно, краснеющий, находится здесь на дежурстве, которое будет продолжаться до его седых волос, надеюсь. Что это за история этого дежурства, и какой был злой вчерашний приказ, и каким образом приказ этот создался, какая была его причина, – все это превосходно известно этому юноше, кушающему с аппетитом раковое пюре, пришедшееся ему, по-видимому, по вкусу.

– Пюре это действительно превосходно, – сказал я, взглянув на Бибикова и уже очень осмеленный его любезностью, да и понимая, что он терпеть не может двух антиподов: нахальства и жеманства; я имел алюры[1146] те, какие мог бы иметь в хорошем обществе друзей.

Это было очень по нутру и по вкусу Дмитрию Гавриловичу, который сию же минуту велел подать мне еще тарелку горячего пюре со множеством раковых шеек и кнели. Я, принимаясь за ложку, слегка склонился и, улыбаясь, благодарил хлебосольного хозяина.

– Этот юноша рождает аппетит! – сказал Бибиков. – Татаринов, распорядись снабдить и меня тарелкою этого пюре.

– Не хочешь ли еще тарелочку, Б[урнаше]в? – спрашивал Дмитрий Гаврилович улыбаясь.

– Весьма доволен, ваше превосходительство, пюре очаровательный! – говорил я, наливая в свой стакан ледяную воду.

– Ай! ай! ай! – крикнул Бибиков, – как, братец, можно делать такие вещи – пить воду на раковый пюре! Бакунин, mon cher[1147], налейте ему хоть полрюмки шери.

– Я не пью еще никакого вина, ваше превосходительство, – заметил я, защищая свою рюмку от нападенья Бакунина.


Еще от автора Владимир Петрович Бурнашев
Воспоминания петербургского старожила. Том 2

Журналист и прозаик Владимир Петрович Бурнашев (1810-1888) пользовался в начале 1870-х годов широкой читательской популярностью. В своих мемуарах он рисовал живые картины бытовой, военной и литературной жизни второй четверти XIX века. Его воспоминания охватывают широкий круг людей – известных государственных и военных деятелей (М. М. Сперанский, Е. Ф. Канкрин, А. П. Ермолов, В. Г. Бибиков, С. М. Каменский и др.), писателей (А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Н. И. Греч, Ф. В. Булгарин, О. И. Сенковский, А. С. Грибоедов и др.), также малоизвестных литераторов и журналистов.


Рекомендуем почитать
Аввакум Петрович (Биографическая заметка)

Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.


Путник по вселенным

 Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.


Бакунин

Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.


Воспоминания

Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».


Моя жизнь

Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.


Дневник. Том 1

Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.