Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума - [33]

Шрифт
Интервал


Последствия лекций в наших кругах были различными. Происходили бурные дискуссии, и несмотря на серьезные усилия, не всегда удавалось полностью избежать националистических вспышек, — ведь в мире бушевали ненависть и страсти. Но из России также приходили неутешительные известия. Как могла русская интеллигенция, гордящаяся своей духовной свободой, сползти в военный психоз? Как могли русские антропософы заразиться им хотя бы отчасти? Все более странными казались мне вдохновенные письма Бугаева из Москвы, где он описывал свои встречи со старыми и новыми друзьями. В одном из них он воспроизвел свой длинный разговор с госпожой Вырубовой, которая играла такую важную роль при царской семье, — однако там отсутствовало то, что вызывало у меня такой жгучий интерес именно в современности. "Что слышно в России?" — спросил у меня однажды в столярной доктор Штейнер. "Бугаев посылает мне стихи молодых поэтов из народа. Он пишет, что в интеллигенции, а также в наших кругах пробудилось сильное стремление к мистике русской Церкви, что Церковь стала действеннее.." Доктор Штейнер недовольно перебил меня. (Я передаю только смысл его слов.) "В русской Церкви жизни больше нет. Она действует усыпляюще, тормозит развитие; там нет пути в будущее… В России будет много новых талантов, но Церковь не породит ничего значительного". Я заговорила о своих размышлениях: не следует ли мне вернуться в Россию — там можно было бы действовать в пользу мира. "Что Вы там сможете сделать?" — "Бугаев умеет писать и говорить; если я буду рядом, он станет делать это иначе, нежели теперь". — "Уже слишком поздно заниматься писанием: надо действовать. Но, кажется, к этому склонности у Бугаева нет. Если бы Вы были с ним, все было бы по-другому. Но Вам этого не позволяет Ваше здоровье. Если Вы сейчас поедете туда, то через несколько месяцев Вас не будет в живых… Когда госпожа Волошина собралась недавно уезжать в Россию, я не мог ее удерживать. Это означало бы вмешиваться в ее судьбу. Она здорова. Но поскольку Ваше здоровье этого не позволяет, я должен это сделать… Мы живем в такое время, когда надо делать все, чтобы сохранить свободу; но это время меньше всего располагает к пониманию и принятию свободы. Если бы я взял плетку и сказал Эллису, как Распутин: "ты, собачий сын, лежи у моих ног…" — он до сих пор оставался бы моим самым верным сторонником. — Распутин действовал непосредственно на волю. Это недопустимо. Но люди хотят этого. Он — именно необузданный человек, "Распутин" (по-русски "беспутный", распутник). Все, что о нем говорят, сущая правда, но несмотря на это, он — "боговидец", — а это — оккультный термин для некоей ступени посвящения. Только через него одного духовный мир, дух русского народа может теперь действовать в России, — и ни через кого другого." Эти слова навсегда запечатлелись во мне. Он мне сказал еще, что ему хочется, чтобы я осталась в Дорнахе, поскольку здесь для меня найдутся дела.


Спустя несколько дней мне приснился покойник в древнерусских одеждах на великолепном катафалке. Его лик изменялся от выражения грубой чувственности до христиански просветленной духовности. На следующий день мы узнали об убийстве Распутина… Наступил хаос.


Благодаря лекциям Рудольфа Штейнера и пребыванию возле него мы могли интенсивно сопереживать тому, что разыгрывалось во внешнем мире. Но нам приходилось в бессилии видеть, что он — тот, кто мог вмешаться и помочь — не имел для этого условий; сами мы также были неподходящими инструментами, чтобы послужить ему в этом.


Доктор Штейнер часто задерживал нас, чтобы поговорить с нами об обрушивающихся на мир событиях. Мы не ожидали, что он обрадуется разразившейся в России революции. Ошибки царизма исправить было невозможно. "Наконец Россия освободилась от этой ужасной кармы Романовых", — сказал он. — "Почему Вы повесили нос? Русские должны радоваться будущему!" Он надеялся на новый порядок в России. — Я видела воочию наступление хаоса и разрухи — то, что он сам так часто предсказывал, и лишь отчасти могла разделить его уверенность. Только позднее я поняла, что событиям — как и тяжелой болезни — надо до последнего момента противопоставлять надежду на чудо. В этом скрыта целительная сила.


Брест-Литовский мир я пережила как страшное несчастье для будущего. "Если бы людям дали трехчленность, они поняли бы ее; у них есть для этого головы", — заявил доктор Штейнер. При этом он имел в виду руководство русской комиссией. Однако его попытки донести до авторитетных лиц свою идею нового социального устройства не удались.


Однажды в начале 1918 года я встретила его утром в столярной. "Вы читали сегодня в газете обращение Вильсона с 14 пунктами? Что Вы об этом думаете?" — "Да, господин доктор; я не нашла там ни одной новой мысли". — "Ни одной новой мысли! — подтвердил он, — ни одной. Но Вы увидите, весь мир теперь присягает этому". — Больше всего он страдал от пустословия, которым часто прикрывалась ужасающая лживость.

Работа над "светотенью"

В Рождество 1916 года доктор Штейнер прервал ориентированные на современность лекции, чтобы поговорить с нами о гнозисе. Это чудесно встраивалось в длинный ряд дорнахских рождественских лекций. Как только он произнес слово "гнозис", во мне что-то затрепетало, как в тот первый раз, когда я встретила это слово в школьном учебнике и оно вызвало у меня мечты и образные переживания. В какой-то степени это предваряло будущее. Однако силы мои быстро таяли. Теперь я поняла, почему доктор Штейнер постоянно справлялся о моем здоровье. Я была вынуждена оставаться дома и следовать — через посредство доктора Фридкиной — его советам. Единственное, что мне позволили делать этой зимой спустя какое-то время, — это посещать лекции и в качестве зрителя участвовать в вечерних репетициях. "То, в чем я Вас могу упрекнуть, — сказал мне доктор Штейнер, — так это Ваша самонадеянность: Вы думаете, что можете вынести все, и не можете единственный раз вынести самого малого". Он прекрасно знал меня.


Рекомендуем почитать
Заяшников Сергей Иванович. Биография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Беседы с Ли Куан Ю. Гражданин Сингапур, или Как создают нации

Перед вами – яркий и необычный политический портрет одного из крупнейших в мире государственных деятелей, созданный Томом Плейтом после двух дней напряженных конфиденциальных бесед, которые прошли в Сингапуре в июле 2009 г. В своей книге автор пытается ответить на вопрос: кто же такой на самом деле Ли Куан Ю, знаменитый азиатский политический мыслитель, строитель новой нации, воплотивший в жизнь главные принципы азиатского менталитета? Для широкого круга читателей.


Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».


Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).