Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума - [18]

Строители Здания

Время для художественных работ еще не настало. Только два художника — Хайнц Митчер из Кёльна и Освальд Дубах, русский швейцарец, помогали доктору Штейнеру разрабатывать пластические мотивы для наружной отделки Здания. Похожий на великана швейцарский юноша Поль Бэй рассчитывал для столяров профили, по которым в будущем склеивались архитравы из прочных деревянных досок примерно шестисантиметровой толщины. Тадеуш Рихтер, обходившийся без шляпы и пальто, перемещался взад и вперед между Дорнахом, Парижем, Силезией и Берлином, подготавливая порученную ему будущую работу надоконными стеклами. Ходило много анекдотов о его смешной манере ругаться по-польски. Предполагалось, что я ему буду помогать. До того мы должны были с моей сестрой, которая вместе с Поццо вскоре приехала ко мне в Дорнах, калькировать и раскрашивать строительные планы в архитектурном бюро (впоследствии "Дом Ханси").

Несколько архитекторов работали и дискутировали в слишком тесном для них помещении верхнего этажа. Сюда нередко заглядывал главный архитектор Шмид-Куртиус, человек с мечтательным взглядом, с трудом выносящий величие своей задачи. Молодой вспыльчивый крестьянин, миролюбивый Мозер из Штутгарта, Эрнст Айзенпрайс, еще совсем молодой, — вот о ком я вспоминаю. Позже к ним прибавились Герман Ранценбергер и инженер Энглерт: они держались как правило в стороне от архитекторов, но постоянно были окружены другими строителями; затем господин Кобер со своей женой, которые уже давно жили в Арлесгейме; Ледебур — голландец, помогающий Тадеушу Рихтеру; Зеефельд, кому поручили рассчитываться с рабочими; пожилой Лидфогель, заведующий столярной мастерской; я думаю, там уже был и Кригер. Несколько позднее появилась в роли секретарши маленькая язвительная фрейлейн Хове из Прибалтики. Таков был почти весь тогдашний состав строителей. — У архитекторов я никогда не встречала доктора Штейнера, но вряд ли он не был осведомлен о том, что происходило в бюро. Например, однажды архитекторы развесили пять-шесть набросков в натуральную величину для предложенного им оконного триптиха. Он выбрал набросок Мозера и кое-что в нем поправил.

Бугаев был приставлен к господину Зеефельду в качестве помощника при расчете жалования рабочим. Для сына математика, который сам однако был поэтом-символистом, числа представлялись чем-то мистическим и вызывающим почтение. Они всегда до крайности возбуждали его, и я видела, как лукаво улыбался господин Зеефельд при разговоре о их совместной работе. Она продолжалась также не долго.

В марте мы опять последовали за доктором Штейнером — на лекции в Мюнхен и Вену. Хотя их темы не были непосредственно связаны со Зданием, тем не менее Здание и его миссия предстали в этих лекциях в еще более ярком свете. Но в словах Рудольфа Штейнера прозвучало пугающее предостережение: "Если нам будет дозволено завершить его…" — Разве это было под вопросом? — От впечатлений, полученных в Вене, осталось грустное настроение, — как от обреченной, преходящей красоты.

По возвращении мы встретились с новым обликом Дорнаха. На лугах, освобожденных от снега — цветущие вишни! Если идти к северу от территории Здания через небольшой ручей, разделяющий два кантона — Золотурн и Базельланд, то "дощатый путь" вел вверх по лугу к дому, где госпожа Дубах-Маликова за один франк готовила простой, но хороший обед. Помимо уже названных художников Хайнца Митчера и Освальда Дубаха приехали еще новые строители. Это были: Ханс Штраус — красивая, энергичная голова с детским открытым взглядом; тонкая блондинка — его жена и ее более полная сестра (они должны были вырезать одну и ту же каплевидную форму в большом куполе — справа и слева; одна оказалась стройной, а другая — широкой, но доктор Штейнер одобрил обе. Конечно, все это произошло позднее).

Вместе с госпожой Дубах-Маликовой приехала ее сестра госпожа Ильина, которая впоследствии занималась записью лекций совместно с госпожой Финк. Благодаря их теплой человечности дом этот стал центром притяжения для многих русских.

За обеденным столом мы встречали еще веселого и любезного Вольфхюгеля — впоследствии, как и Штраус, вальдорфского педагога; старомодно вежливых К. X. Розенберга и В. фон Гейдебранда; поэта Людвига (вскоре он погиб на войне); русского немца Карла Кемпера и скульптора Маню Катчер. Скульптор-англичанка Эдит Марион здесь не бывала. Из этой группы образовалось что-то вроде центра, руководящего резьбой по дереву. Сосчитать помощников было вряд ли возможно; кроме того они часто менялись.

Доктор Штейнер за резьбой по дереву

На следующее утро можно было наблюдать не раз описанную сцену, когда доктор Штейнер в первый раз занимался резьбой по дереву на капителях и показывал нам, как мы должны это делать. Капители большого и малого купола были установлены в бетонированных помещениях на востоке под будущим пространством кулис. Отполированные столярами поверхности ограничивали среднюю, еще не обработанную плоскость семиугольной капители. Каждая часть имела цвет соответствующего ей дерева: светло-зеленый бук, золотистый ясень, красновато-коричневое вишневое дерево. Дуб и вяз были еще темнее, затем шли более светлые клен и груша. Каждое дерево обладало собственным запахом, все породы отличались на ощупь; позднее мы также научились действовать тяжелым резцом в случае различных структур по-разному.