Воспоминания о монастыре - [5]

Однако же не во всех преступных делах удается добраться до истины. В Лиссабоне, например, чудо было не менее явное, а доныне неизвестно, кто же участвовал в грабеже, хотя кое-какие подозрения дозволены, да, к счастью, грех с подозреваемых снят, потому как в конечном счете двигали ими благие намерения. Случилось так, что в монастырь Святого Франциска, что в Шабрегасе, проникли жулики, либо один жулик проник через слуховое окно часовни, смежной с часовнею Святого Антония, и добрались они, либо он один, до главного алтаря, и три лампады, что там висели, исчезли тем же путем в одно мгновение ока. Снять лампады с крюков, протащить их для пущей предосторожности в полной темноте с риском споткнуться и упасть, а может, даже упасть и наделать шуму, каковой никого бы не всполошил, тут можно либо заподозрить чудо, либо соучастие какого-нибудь сбившегося с пути святого, когда б не то обстоятельство, что церковный колокол и трещотка по обычаю загремели во всю мочь, поднимая братию на первую заутреню. Потому-то вор и сумел убраться подобру-поздорову, а подними он еще больше шуму, никто бы все равно не услышал, из чего явствует, что грабитель хорошо знал обычаи монастыря.

Входят братья в церковь, а там темень. Брат, отвечавший за лампады, уже смирился с тем, что понесет наказание за оплошность, которую он и объяснить-то не смог бы, когда вдруг удостоверился, на ощупь и по запаху, что не хватает не масла оливкового, оно на пол пролито, а самих лампад, лампады же были серебряные. Святотатство свершилось недавно, ибо цепи, к коим подвешены были украденные лампады, еще покачивались тихонько, приговаривая на металлическом своем языке, Было дело, было дело.

Вышли тут несколько монахов на близлежащие дороги, разбились на отряды, и, схвати они вора, неизвестно, что с ним содеяли бы в своем милосердии, но не обнаружили и следа его либо шайки, если шайка орудовала, но тут дивиться нечему, ибо уже перевалило за полночь и луна пошла на убыль. Запыхались братья, набегавшись по окрестностям рысцою, и вернулись наконец в монастырь с пустыми руками. Меж тем другие монахи, решив, что вор по изощренной своей хитрости спрятался в церкви, обрыскали ее сверху донизу, от хоров до ризницы, и вот, когда шныряли они там в переполохе, оттаптывая друг другу сандалии и полы сутан, поднимая крышки сундуков, роясь в поставцах, вытряхивая ризы, один из братьев, старец, известный добродетельной жизнью и твердостью веры, заметил, что руки жулика не коснулись алтаря Святого Антония, хоть на нем и много было серебра, массивного, искусной выделки и высокой пробы. Подивился тому благочестивый муж, да и мы бы подивились, окажись мы там, ибо ясно было, что вор проник через то самое слуховое окно и направился к главному алтарю, чтобы похитить лампады, а раз так, он должен был проследовать мимо часовни Святого Антония, находившейся как раз посередине. Тогда брат, пылавший рвением, поворотился к Святому Антонию и стал корить его, словно раба, пренебрегшего своими обязанностями, да ведь и было за что корить-то, Что же вы, святой угодник, только о своем серебре печетесь, а остальное дозволяете унести, так вот в отместку за это никакого у вас серебра не останется, и, произнеся поносные сии слова, пошел он к часовне и давай ее очищать, не только серебро унес, но даже покровы забрал и украшения, да не только из часовни, у самого святого, расстался тот с нимбом, что был съемный, и с крестом, даже с младенцем Иисусом, что на руках у него сидел, расстался бы, но тут другие братья набежали и вступились, это уж слишком было бы, младенца-то надо оставить в утешение наказанному бедняге. Поразмыслил немного монах над этими словами и заключил, Пускай младенец останется за него поручителем, покуда святой не возвратит лампады. И поскольку шел уже третий час пополуночи, вон сколько времени ушло на поиски, а потом на карательную меру, о коей мы поведали, сбились братья стадом и отправились на боковую, хоть некоторые и опасались, что святой Антоний поквитается за оскорбление.

На другой день, часов этак в одиннадцать, постучался в монастырскую привратницкую один студент, а надобно сказать, он давно уже домогался чести надеть рясу францисканца и с большим усердием наведывался в монастырь, и сведение это сообщается, во-первых, потому что оно истинное, а истина всегда на что-нибудь да сгодится, а во-вторых, в помощь тому, кто засядет за решение головоломного сего дела, да и всякой иной головоломки, какая подвернется, так вот, постучался студент в привратницкую и сказал, что надобно ему поговорить с настоятелем. Проводили его к настоятелю, поцеловал студент ему руку, а может, опояску, а может, край сутаны, точно неизвестно, и объявил, что, как узнал он из городских слухов, лампады обретаются в монастыре котовийском, принадлежащем братии из Общества Иисусова,[11] за Байрро-Алто-ди-Сан-Роке. Усомнился настоятель прежде всего потому, что вестник явно не внушал почтения, всего-навсего студент, мошенником его, правда, не назовешь, уж очень рвался он в монахи, хотя нередко одно другому не мешает, но слишком неправдоподобно показалось настоятелю получить в Котовии то, что было украдено в Шабрегасе, места эти в разных концах города и на большом расстоянии одно от другого, да и между обоими орденами мало общего, расстояние, если считать по прямой, почти целую милю составит, одни монахи в черном ходят, другие в коричневом, да не в этом только дело, как говорится, вкус плода по виду не узнаешь, отведать надо. Однако же благоразумие требовало проверки донесения, и вот один надежный монах вместе с упомянутым студентом отправились из Шабрегаса в Котовию пешим ходом, вошли в город через ворота Святого Креста, и если для полной точности важно знать, как дальше следовали до цели, скажем, что миновали они церковь Святой Стефании, затем прошли мимо церкви Святого Михаила, а оставив позади церковь Святого Петра, вошли в ворота, носящие его имя, а затем спустились к реке проходом Графа де Линьяреса, потом, взяв направо, через Морские ворота двинулись к Пелоуриньо-Вельо, от всех этих мест и названий ныне только воспоминания и остались, обошли стороной Новую Купеческую улицу, потому что монах был человек степенный, а в тех местах и по сей день ростовщичеством занимаются, миновав Россио,