Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2 - [43]

. Заглавием книги заменялось посвящение ее просвещенному вельможе, покойному князю В. П. Кочубею. В продолжение этого времени выступили на литературное поприще десятка полтора молодых людей, без определенного опыта, с полударованиями и полупознаниями, с огромными притязаниями на известность и даровитость, и с весьма малыми средствами. Им удалось основать журнал, в котором все они приняли деятельное участие[361]. Чтоб уничтожить влияние прежних писателей и критиков, они вознамерились отвлечь внимание публики от старых ее знакомцев и обратить это внимание на новых людей, чуждающихся всякого влияния и не действующих на поприще критики. Для этой цели избрали они г. Гоголя, против его воли и желания, и стали провозглашать его первым русским писателем, выше всех прежних, даже выше Карамзина, Жуковского и Пушкина, назвали его основателем новой школы и даже современным русским Гомером, а сказку его «Мертвые души» современною русскою «Илиадою»[362]. Эти средства удались в некоторых отношениях, и неразборчивые люди отчасти поверили этой забавной мистификации, но она более повредила, чем помогла г. Гоголю, потому что настоящая критика, для уничтожения мистификации, должна была обнаружить истину[363]. Критика доказала, что хотя г. Гоголь писатель с умом и дарованием, одаренный изобретательностью и воображением, но не обладает этими способностями в такой силе, чтоб мог быть основателем литературной школы, во-первых, потому что он весьма небольшой знаток русского языка; во-вторых, что он односторонен и видит в свете одно смешное или карикатурное, забавляет или занимает читателя одними картинами, не трогая его чувства, не действуя на сердце; в-третьих, что он вовсе не знает России и что во всех его рассказах видны одни малороссияне; в-четвертых, что картины его не изящны, т. е., что и в природе, и в гражданском обществе он ищет более грязной стороны и будто не видит светлой; в-пятых, что картины эти, хотя и мастерски нарисованы, но неверны и списаны не с натуры, а созданы воображением автора, и наконец, в-шестых, что во всех сочинениях его нет высокой или выспренней идеи человечества. Место г. Гоголя в ряду писателей критика определила по заслугам не выше гг. Загоскина, Лажечникова, Павлова, Перовского и равных им, а в отношении к малороссийскому юмору рядом с ним поставила Квитку. На этом истинная критика остановилась, между тем как в некоторых журналах в течение осьми лет печатался ряд статей о Гоголе, в которых говорили всегда одно и то же, провозглашая, назло всем мыслящим людям, что он первый русский писатель, основатель новой школы и Гомер нашего времени![364] Вот краткая история всей нашей литературы в течение двадцати пяти лет.

[ВОСПОМИНАНИЯ О КНИГОПРОДАВЦАХ И ИЗДАТЕЛЯХ]

Воспоминание о добром книгопродавце, московском купце Василье Алексеевиче Плавильщикове, содержателе типографии, книжного магазина и библиотеки для чтения [365]

Августа 14‐го дня 1823 г.[366] скончался в С. Петербурге, на 56‐м году от рождения, всеми любимый и уважаемый В. А. Плавильщиков. Сие имя прославил на русской сцене и в литературе старший брат его, Петр Алексеевич[367], отличный актер и сочинитель многих театральных пиес, заслуживший любовь публики и внимание императрицы Екатерины II. Покойный Василий Алексеевич равно любил словесность, как и брат его, но, не чувствуя в себе довольно способностей, чтобы следовать его примеру, вознамерился сделаться посредником между публикою и сочинителями, избрав себе состояние типографщика и книгопродавца. Прибыв из Москвы в С. Петербург лет 30 тому назад, он сперва взял на откуп губернскую, а после театральную типографии, и завел книжную торговлю в Гостином дворе. Видя недостаток средств к распространению охоты к чтению и удовлетворению оной между небогатыми людьми, Плавильщиков решился устроить библиотеку для чтения русских книг, по примеру иностранных сего рода заведений[368]. Между частными людьми ему принадлежит слава первого основателя сего полезного учреждения в России. До открытия его библиотеки, воспоследовавшего 10 сентября 1816 года, книги для чтения можно было получать по неопределенному условию из книжных лавок, не по выбору читателей, но по воле книгопродавцев, обыкновенно из числа книг испорченных или устаревших. В. А. Плавильщиков при своей библиотеке имел и типографию и занимался изданием полезных и учебных книг; так, например, он издал: «Курс математики» Лакроа, «Всеобщую историю» Шрекка, грамматики латинскую и малороссийскую, «Римскую историю» Гольдсмита, сочинения к[нязя] И. М. Долгорукова, «Рассуждение о старом и новом слоге» А. С. Шишкова[369] и проч.

Плавильщиков вел жизнь деятельную, но скромную и единообразную, а потому она небогата приключениями и анекдотами, которые в глазах публики составляют занимательность жизнеописаний. Жизнь его исполнена добрыми делами христианского благочестия и примерами честности и благотворительности, которые имеют достоинство пред лицом Всевышнего и будут повторяться в молитвах – а не в книгах!

Мы видели заслуги Плавильщикова в области просвещения; не станем говорить о его частной жизни, в продолжение коей он своею честностью, любезностью и просвещенным умом снискал друзей и почитателей, пребывших ему верными до пределов гроба, но мы должны упомянуть в пример его собратиям о его поведении в торговых сношениях и оборотах. Плавильщиков никогда не задерживал, под разными предлогами, чужой собственности, напротив того, охотно делился своею с друзьями и литераторами. Он не промышлял мелкими средствами под пышною вывескою; без верных способов не предпринимал огромных изданий и делился, но не присваивал себе чужих выгод. Его магазин представлял тихий кабинет муз, где собиралися ученые и литераторы делать выправки, выписки и взаимно совещаться, а не рассказывать оскорбительные анекдоты и читать на отсутствующих эпиграммы и сатиры. С поведением хозяина сообразовались посетители, и в его магазине не произошло никогда ни одного неприятного случая. Все почти литераторы безденежно пользовались его библиотекою, и почтенный Плавильщиков, имея всегда в виду полезную цель оной, на смертном одре изъявил волю, чтобы она по его кончине оставалась на прежнем положении. На погребении сего честного книгопродавца, воспоследовавшем 17 августа, присутствовали почти все литераторы и любители российской словесности, и оплакивали его кончину. Мы поставляем себе приятною обязанностию от имени всех друзей покойного Плавильщикова изъявить душевную благодарность почтенным и отличным врачам сей столицы О. О. Реману, С. Ф. Гаевскому, Н. Ф. Арендту и И. Я. Геннингу, которые по первому призванию друзей покойного немедленно явились на помощь страдавшему и к облегчению его употребили все свое искусство, увы, бессильное противу непреложных законов природы!